|
Сергей Басов |
НА ПОЛЕ БРАНИ |
4 |
|
|
Поздняя осень порошила последними запоздалыми листьями. На поле, перед 8-й Лермонтовской улицей белели кочерыжки и верхние листья срезанной капусты. Топольки, высаженные весной вдоль улицы, чернели голенькими прутиками. Скрипел воротом колодец. Какая-то женщина, вся в чёрном, переливала воду в вёдра. Надя узнала в ней свою свекровь, но не подошла, а стала ждать, когда та скроется в доме.
Открыв калитку, Надя машинально сунула руку в фанерный почтовый ящик и… отдёрнула, как обожглась.
Всего четыре месяца миновало с тех пор, как и калитка, и почтовый ящик, и домик этот с облезающей краской были для неё своими. На вид они остались прежними, но теперь для Нади на всём этом лежала печать отчуждённости. Зачем она идёт, что скажет старикам в своё оправдание? Кто она теперь для свёкров, нетрудно догадаться - чужая. Кто они для неё - сразу и не скажешь. От них обоих неотделим был Семён, по характеру - отец, по лицу - мать. Ей захотелось развернуться и уйти, но она всё же вошла в дом.
В домике стариков стоял запах доживания. Двое, они сошлись в начале века и шли дальше вместе полем жизни в заботах прокормить, вырастить детей. И теперь, превозмогая все беды и несчастья, сыпавшиеся на них со всех сторон, старики Париловы покорно приготовились не ждать больше ничего утешительного от жизни.
В тесных сенях, перед высоким порожком входа в избу, Надя остановилась. Налево из сеней была дверь в Боковушку, свидетельницу их с Семёном семидневного счастья. Направо - вход в холодный нужник, обитый фанерой. И такой пустотой, могильным холодом вдруг повеяло на Надю изо всех трёх дверей. Она застыла и долго держалась за дверную скобу, боясь войти.
- А-а, Наденька! Проходи в Переднюю, - обдала Надю теплотой распевных слов Елена Фёдоровна, не дав ей сказать "здравствуйте", и тем как бы лишая себя ответного приветствия.
Сергей Матвеевич лежал на железной кровати с головой, обмотанной мокрым полотенцем.
Надя осталась стоять у двери, давая понять, что она ценит деликатность свекрови, но родства между ними теперь уже нет. И она, Надя, лучше постоит у порога.
Елена Фёдоровна принялась перебирать на полке глиняные горшки без необходимости, из одного только желания не стоять с праздно опущенными руками.
- Я пришла к вам попрощаться, Елена Фёдоровна, - начала Надя. - Наш институт эвакуирован на Южный Урал. Приказано и мне прибыть туда. Так что я уезжаю.
- Ну-ну, поезжай, - безучастно отозвалась Елена Фёдоровна. - Раз надо - езжай. Теперь все куда-нибудь да уезжают. Ворог под Москвой стоит. Останутся только старый да малый, как в былые времена. Мы своё отжили, теперь ваше время жить. Езжай. Я вот квашню поставила. На дорогу лепёшек тебе напеку. Когда едешь-то?
- Сегодня. Мне уже надо идти на поезд, - взялась за дверную ручку Надя, с облегчением чувствую, что страшных вопросов, каких она ожидала, не будет.
|
4 |
|