Мне вернулся почтовый перевод из Москвы. Я посылал 4 рубля на знак 25-й Чапаевской дивизии, в которой воевал, по письму какого-то "ответственного секретаря" ветеранов этой дивизии.

Перевод вернулся с пометкой: "Сберкасса не принимает". Ничего не понимаю. Запретили изготовлять этот знак? Не одобрили вышестоящие органы? Очень, очень странно.

  

Ездил в Питер за творогом и белым хлебом. Творога в наших магазинах частенько не бывает, а белого хлеба давно уже нет. Но и в Ленинграде нашёл белый хлеб только в одном магазине - 20 копеек за кирпичик, а прошёл от Варшавского вокзала до Невского, потом по Невскому до Сенной.

Запомнились слова из разговора двух женщин. Слышал на ходу:

- И начала жизнь расклеиваться…

Шёл я и повторял про себя эту фразу. Она сгодится мне в "Пробьёт час".

  

Вчера полчаса носился с мыслью съездить на Кавказ, Кубань, в Крым - по местам своих фронтовых дорог, но, подумав, отказался. Съездил бы, и добавил ещё один черновик ещё одного путешествия. У меня за прошлый год лежат в столе два таких черновика. Один - как положил, так и лежит. А ко второму, более позднему, октябрьскому, вернулся, начал над ним работать. Озаглавил сначала "Счастливая Лика", а сейчас - "Пробьёт час". Надо думать, не последнее название, если только буду продолжать работать над ним. А не работать, вижу, я не смогу.

Итак, полчаса я был там, на моих военных дорогах, и расстроили они меня окончательно.

Вытащил рукопись романа "На поле брани" да ещё "Чудесный сплав", да ещё другие черновые наброски о войне и загромоздил ими весь письменный стол. И не знаю теперь, что с ними делать. Засунуть их обратно в ящики стола и в чемодан - рука не поднимается. Надо доводить ранее начатое до логического конца и перестать плодить "первые черновики". Пробил же час!