 |
СЕРГЕЙ БАСОВ |
ДАМОКЛОВ МЕЧ |
-56- |
Убегаю на второй этаж к другому знакомцу. Кручу медный вертушок. Дверь открывается почти сразу и так тихо, как будто за дверью стояли и ждали.
- День добрый, Виктор Филиппович! - протягиваю я руку человеку в очках, просвещавшему меня когда-то, как надо искать номер квартиры. Это Сперанский, бывший сыщик, такой странно молчаливый в нашу первую встречу.
- Добрый, добрый… Давненько тебя не было. Подумал: уж не махнул ли ты в Америку к индейцам, ха-ха! - говорит Виктор Филиппович и утягивает меня в свою самую маленькую комнатушку в такой же квартире-коммуналке, что и у брата Миши.
- Уезжаю я, Виктор Филиппович, зашёл попрощаться, - проговариваю я быстро-быстро и чуть умоляюще. Дескать, некогда мне, отпустите же поскорее меня поскорей.
Сейчас Сперанский начнёт в который уже раз расспрашивать меня про отца: по какой статье уголовной осудили за взятку, по какой политической статье сослали в Котлас на три года. Я в этих статьях ничего не понимаю, а вот Виктор Филиппович в них - как рыба в воде.
Сыщика Сперанского, московского Шерлока Холмса, после пролетарской революции уволили без права на пенсию как "прислужника старого режима". Теперь он сторожит частный магазин на Хитровском рынке. Жены у него нет, как нет мужа у симпатичнейшей Ирины Васильевны. Куда подевались мужья и жёны у всех этих "бывших", боюсь и предположить.
Сперанский не случайно выбрал себе место работы на Хитровке. Он здесь знает всё и всех ещё по прежней жизни. И ему заметны среди толпы спрессованного людского сброда уголовников редкие благообразные лица бывших верноподданных Российской империи, нуждающихся в защите. Наверное, он им помогает чем может. Законов-то новых пока нет, они всё ещё лицуются из старых. Вот это "дырявое" законодательство и способствует укрытию и устройству "бывших".
И Ирина Васильевна, и Виктор Филиппович, существуя здесь, в советской действительности, на что-то надеются. Они тихонечко шепчутся меж собой, что советская власть доживает свой век: всего десять лет осталось, так сам большевистский вождь заявил. И гроб она уже себе приготовила: деревню разорила, интеллигенцию загнали в подполье, свободу - под замок.
И меня они, зная моё происхождение, подбадривают тем, что недолго осталось ждать. Но у меня вызывает улыбку то, с какой уверенностью они предсказывают сроки крушения власти большевиков. Им так этого хочется! Отгородившись в своём подполье от реальной жизни, они не хотят знать правды, не видят её. А я вижу, я глаз шорами не загораживаю, вижу, что советская власть очень крепка, и её народ поддерживает. И долго, ой, как долго нам ещё от неё терпеть. И разорение деревни, и издевательства над людьми - вот её лицо. Да только я молод и хочу жить. Поэтому, несмотря на все пинки и препоны, я получу образование, стану инженером.
Над их контрреволюционными анекдотиками в "политических" разговорах я смеюсь. Только на анекдоты их и хватает - полное бессилие. А они видят во мне деревенского дикаря, наивного и легковерного, увлекающегося политикой и запрещённым Есениным, имеющего какие-то свои взгляды на мир и общество, свои цели в жизни. Но это не мешает нам в повседневной жизни пить чай, разговаривать и читать Есенина.
 |
56 |
 |
