 |
СЕРГЕЙ БАСОВ |
ДАМОКЛОВ МЕЧ |
-26- |
Наутро Шура заявил, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят, и в приказном тоне велел выполнять то, что он скажет.
И я выполняю. На ночь мою ноги. Ношу Шурино исподнее бельё. Потом мне было велено и всю остальную его одежду надеть. По росту его костюмные брюки мне как раз, да и пиджак тоже, только вот широковаты. Брюха московского ещё не отрастил. И сорочки со съёмными воротничками - вторую шею можно просунуть. Ну, и ноги в ботинки кое-как вбил. Всё своё, кроме меховой шапки и полупальто - в мешок.
Глянул на себя в зеркальце - не узнать: городской житель. Только ивановское "оканье" и выдаёт, а так - не отличишь. Ещё вот: волосы на голове не хотят становиться городскими. Они у меня чёрные и жёсткие, как хвост у нашей кобылы-покойницы Расправы. Дал себе зарок: приучить волосы. Тру по сотне раз в день, так хочется походить на городского. Но сколько их не тру - аж лоб покраснел - не зачёсываются назад, как у "инженеров", а нависают карнизом на лоб.
Вот приглажу волосы да научусь "акать", как москвичи, и заявлюсь в деревню, к Насте. Она ахнет! Эх, Настя, Настя. И какого чёрта ты другого приветила? А я ещё шляпу Шуркину прихвачу. Дядя Илья Алексеевич Лопатин, думаю, расцветёт и окатит меня высокохудожественным матом: "Агрономия! Ты ли это? В креста, бога и всех святых! Турнепсу приехал сажать?"
Хожу теперь по тротуарам - всех обгоняю. С трамвая на трамвай, как белка по дереву с ветки на ветку. Особенно навострился кататься на "Бэшке" по Калужской кольцевой магистрали.
Всё осилил, но работы - нет, хоть и Москва большая. Захотел на Таганке в шахту на бадье спуститься, так - нет. У метростроевцев строго: вниз, под Москву, всякого шалопая не пускают. Вот если бы мне комсомольский билет, уж выпросил бы.
День за днём проходят, исчезает время.
Вечер. Сверху, от Чистых прудов, по Покровке, по середине улицы, мимо окон проносится с грохотом трамвай, светя электрическими всполохами молний из-под дуги токосъёмника. Трясётся дом-парикмахерская, дребезжат огромный, во всю стену, окна.
- Шур, а, Шур, - завожу я перед сном разговор с братом по наболевшему вопросу: что дальше делать, как быть.
- Чего тебе? Спи давай.
- Не спится, Шура, - я снижаю голос до шёпота, чтобы не разбудить инженерную команду: Колю Маркова, Пашу Рогова и Женю Соколовского. - Скучно и стыдно мне в тунеядцах околачиваться. Вашим завхозом быть - всё равно что быть слугой.
- Ты сам приехал, никто тебя не звал: ни я, ни Михаил.
- Дело позвало, отца надо было выручать. Вы-то от него отреклись, вот мне и пришлось… Теперь дело сделано. Уеду я от вас, солитёрство тут одно, а не жизнь. Ждать, когда отца освободят, можно где угодно.
- Ну и уезжай. Куда уедешь-то? К Аркашке в Саратов? В милиционеры?
- Не-а… В милиционеры - не хочу. Не люблю я милицию. Может, в моряки подамся, уплыву в Америку, к индейцам. Мне всё равно: кем и куда, Шура. Будущего у меня нет, вот в чём заковыка. Хочу учиться - не разрешают, потому как кулацкий сын. А в другой стране, думаю, разрешат.
 |
26 |
 |
