 |
СЕРГЕЙ БАСОВ |
ДАМОКЛОВ МЕЧ |
-13- |
4. Перехожу под Сашино крыло
Миша - человек тихий. Он до конца своих дней так и будет закрыт от нас. В глубине души он, Михаил Басов, не мог считать отца кулаком, а семью нашу кулацкой. Сам из этой семьи, на себе испытал все тяготы крестьянского быта. И, наверное, не раз он думал так: если в поте лица выращивается хлеб насущный, то разве за это следует наказывать? Но крестьянин-землепашец занят мелкособственническим производством и он против обобществления земли. Социализм же предполагает коллективизацию, если необходимо, то и с элементами принуждения. Что ж тут поделаешь? В условиях расширения и углубления классовой борьбы компромиссов быть не может.
От партии он ничего не скрывал и не скрывает. Вступая в 1921-м году в комсомол, он честно признался, что его отец - богатый крестьянин и торговец, почти кулак. Ещё и 26-м, когда он вступал в партию, это было всего лишь пятнышком на его биографии. Тогда была другая эпоха. А сейчас, спустя четыре года, на таких "меченых" посматривали уже косо.
Когда отец сидел в тюрьме за взятку, это было уголовное преступление - не велика вина для сына. Но когда его сослали за "злостную" несдачу хлеба - это политическое преступление. Тут партийца может спасти только полный разрыв с семьёй отца и с ним самим. Конечно, можно рассказать, что отец реабилитирован Прокурором Республики Крыленком. А вот принимать у себя на квартире брата….
К тому же Мише доложили, что я вёл в "Тимирязевке" странные разговоры. После получения письма от Маруськи я решил поступать в Тимирязевскую академию и ходил туда узнать насчёт требуемых документов. Ну и нелицеприятно отозвался о политике партии в отношении крестьян. На Мишину беду там присутствовал товарищ из УКома комсомола. И он рассказал о моём выступлении не только Мише. Миша мысленно схватился за голову. На очередной конференции спросят, ой, спросят его об этом, найдутся такие. Правда, у него, Михаила Басова недоброжелателей не было и нет, сам директор завода его жалует. Но всё равно, надо идти в УК и всё рассказать.
Трудную задачу решал брат мой, Миша-большевик. Как выжить в той классовой борьбе, что началась в стране выстрелом "Авроры" и продолжалась уже тринадцать лет, не утихая, а, наоборот, с каждым годом усиливаясь? Надо было избавляться от меня. Того же требовала жена его, белолицая москвичка Таня. Не куска хлеба и тарелки супа пожалела она. Да и кормился я в Сыромятниках. Не это их пугало, а другое: приютили человека, сбежавшего из деревни от раскулачивания.
"Поедем к Шуре на работу" - сказал мне Миша. И дальше - молчок. А я ждал, догадываясь, что между старшими братьями обо мне велись какие-то разговоры. И, поскольку я - заинтересованная сторона, то имел право на участие и ждал объяснений.
 |
13 |
 |
