Как только вышел на улицу, так ветер сразу толкнул меня в спину, потом в один бок, в другой. Здесь, в Заполярье, сильные ветры, такие сильные, что одним махом сдувают. На ногах я устоял, но воротник поднял. По дороге, укатанной до блестящего зеленоватого цвета льда, вьюга завивалась тысячами снежных белых хвостиков.

  

Лидия Павловна, референт директора, сказала мне, что Гамберг у себя, и я могу войти в его кабинет:

- У него там народ сидит, но вы заходите.

Я открыл дверь. Напротив Гамберга сидел какой-то человек в пальто, он с ним разговаривал. За приставным столом зелёного сукна сидел секретарь парткома Мещеряков и ещё несколько производственников. Я ещё не всех знаю.

Гамберг повернул ко мне своё неприветливое, удлинённое, прыщеватое лицо, поглядел злыми выпуклыми глазами. Не человек, а злой царь водяной! Я понял этот взгляд как "нельзя" и закрыл дверь. Да и не мог я говорить о своих проблемах в присутствии других. Это всё равно что раздеться догола при всей частной компании.

- У него люди. Я подожду, - сказал я Лидии Павловне.

- Он по личным вопросам всегда принимает в присутствии председателя завкома и начальника отдела кадров, - заметила Лидия Павловна.

Я зачем-то сказал ей что-то про барство директора и пошёл в свою Кураторскую. Я сжигал свои корабли.

  

8:10. В Кураторской - никого.

Я мерил комнату широкими шагами вдоль и поперёк. Возмущение поднималось во мне и захлёстывало сердце. Было отчего. Я проработал уже три недели, а приказа о зачислении всё не было. Не было и денег для элементарной жратвы. И сколько я ни просился на приём к директору - он уклонялся. А тут, видите ли, устроил: "говорите при всех". Не буду я при всех говорить! Потребую окончательный расчёт, хватит, думаю, на билет, доберусь до Гатчины. А там будет видно.

Походив так и приняв твёрдое решение, я вернулся в приёмную директора. Там, кроме Лидии Павловны сидела секретарь директора Таисия Александровна, немолодая, но симпатичная, по-особенному отзывчивая и добрая.

- Всё ещё сидят, - сообщила мне Лидия Павловна.

Тогда я пошёл к себе, вырвал из блокнота листок и написал заявление об увольнении.

- Заявление примете вы? - спросил я у Лидии Павловны.

- Нет, заявления регистрирует секретарь.

Таисия Александровна приняла заявление, написала на нём номер и занесла в реестр.

  

Сходил в партком, к Евгению Филипповичу Мещерякову, рассказал ему.

- Я помогу вам, - сказал он.

- Спасибо, но больше мне помощи не требуется. Прошу вас: не задержите только со снятием с учёта. Об этом я и пришёл вас просить.

Я лукавил. Не об этом пришёл я просить. Я пришёл в партком пожаловаться, хотя прекрасно понимал всю тщетность моей надежды на партком. Гамберг не считался с Мещеряковым, как не считался он ни с кем другим.