В угасающем свете дня - через полчаса наступит самая настоящая ночь - разглядывал я окрестности города. На много километров простирались сопки и сопочки в белых "маскхалатах", на них чернела щетина карликового кустарника; ещё дальше - лес. Высоченная радиомачта стояла на высотке за городом, как часовой; к ней сходились белые выстриженные полосы просек. За мачтой - горная зыбь, одинаковая, привычная, и всё же настораживающая. Там другая страна, другие люди и порядки - там Норвегия.

  

Пришёл в гостиницу, в свою комнатуху, лёг на кровать. Но лежать не смог. Встал и заходил взад-вперёд с мыслями о Яне: "А что если сходить в санэпидстанцию, сказать, чтобы ей отказали?" И тотчас же откуда-то из моей глубины выплыл другой человек, который только и ждал, чтобы я дал слабину. Он щёлкнул каблуками: "Дать отбой?" И мы сошлись на нейтральном: пусть всё как идёт, так и идёт.

Что делать в воскресенье?

Смотрю в окно: на наружном подоконнике - бельмастая снеговая шуба. На стекле - замысловатые узоры диковинных листьев и по всей поверхности - точечная краплёная бель.

Сходил в "Пончиковую", выпил стакан чая с булочкой - поел. Хорошо бы поесть в ресторане, да грошей нема. Сажусь в автобус у остановки, которая носит название "Улица Космонавтов". А до той улицы метров сто, до ресторана же - десять метров. И почему бы остановку не назвать "Ресторан Заполярный? Нельзя, стыдливость не позволяет.

Еду на Промплощадку, так здесь называется Обогатительная фабрика и Обжиговый цех, короче, собственно комбинат - без рудных карьеров.

Едем с горы вниз - наискосок, мимо каких-то собственных (и неплохих!) домиков на буграх и между складками горы. Едем мимо Пожарной, что слева, а после неё пошли тёмные от времени деревянные бараки - посёлок "Ждановка". Этих бараков здесь целая улица, десятка полтора.

Вспоминаю рассказ, что этот посёлочек - приют первых поселенцев - получил название "Ждановка" по фамилии секретаря Ленинградского обкома партии тов. Жданова.