Дмитрий Ананьевич ВОЛКОВ очень переживает возвращение на фабрику старого начальника, из-за чего его сместили. Он напился и стал звонить главному инженеру, а тот посоветовал ему выспаться хорошенько.

  

Два дня ничего не писал. Завтра продолжу черновой набросок 2-й главы. Есть кое-какие растянутости, торопливость и описательность. В общем, черновик.

  

Наблюдаю и вижу: люди потеряли интерес ко всему, что выходит за рамки домашнего мирка. Комсомольцы в 3-й или в 4-й раз не могут собраться, чтобы заслушать отчёт о работе и переизбрать горком комсомола: на щитах у завода и в здании Заводоуправления каждый день меняются числа. Нетрудно догадаться о причинах: и докладывать, и отчитываться не в чем.

Даже партийно-хозяйственные активы и собрания проходят в полупустых залах. И такая апатия не только в общественных, но и в производственных мероприятиях. По новой технике если что и продвигается, так только то, что сулит большое материальное вознаграждение. А намеченные семинары, конкурсы, лектории - всё остаётся на бумаге.

Рабочие открыто отказываются участвовать, ИТРы тоже - под благовидными предлогами. Невольно подумаешь: а почему так? Устал, что ли, народ? Или живёт плохо? Нет, в массе народ живёт неплохо. А вот живёт непонятной жизнью, это, пожалуй - да. Сознавать это мучительно. События последних двух лет, резкая перемена курса внутренней и внешней политики государства непонятны народу, настораживают его. Говорят: "В верхах не всё ладно". Вот уже открыто признаны и не умалчиваются факты плохой жизни в колхозах. А пять лет тому назад со всех трибун, во всех газетах только и говорилось о зажиточности колхозников. "Почему раньше умалчивали о плохом?" - многие задают себе этот вопрос.

Другой вопрос о каналомании, о перестройке природы гигантскими лесонасаждениями. А ведь как шумели: "Мы переделаем климат!" Не удалось. Замах сделали, шум подняли великий, а те посадки, большинство из них было сделано в южных районах, засохли. Опять минус.

А постройка дворцов… Каждый областной город желал иметь свой дворец с часами, как на западных ратушах. А теперь всё упрощают. Ещё одно сомнение в правильности направления усилий народа.

Государственный аппарат обюрократился. Имущественное неравенство ничем не скрыть: один получает 10 000 рублей в месяц, другой - столько же в год. Чем оправдать? Нечем. Разве только "государственной необходимостью" министров и челяди возле министров. Никто уравнять не даст.

Слишком часто меняются установки и направления. Это измотало народ, притупили его восприятие и интерес, отсюда и апатия ко всему. Надо бы встряхнуть людей. А чем? Требуется что-то сильное, что вдохнуло бы в народ новые идеи-мысли-дела. И он оживёт. Народ многого ждёт от руководства.

Стоит осенняя погода, сухая и холодная. А впереди зима.

Я глубоко взволнован: чем - не пойму. Бродят в душе неудовлетворённые желания, разочаровываюсь во всём и во всех. Порой ничего не мило. Готов бежать, куда - всё равно - лишь бы бежать. Я хочу широкой деятельности. Только литература меня уже не удовлетворяет. А все пути для меня закрыты: мне не доверяют. Перед глазами постоянно сверкают две цифры: 42 и 33. Сорок второй год и тридцать три дня плена. Мне мстят за эти 33 дня. Я вне партии. Я принял мученический венец военнопленного вместо смерти. Я выстрелил в себя один раз, была осечка, больше стреляться не захотел. Теперь меня добивают вот уже 12 лет.