С воскресенья погода испортилась: больше суток идёт дождь. Прохладно. На дорогах грязь и лужи.

Настроение послеотпускное. Хочется свершений, особенно - в писательстве. Сегодня утром закончил читку первых 10 глав рукописи. Ох, как я недоволен написанным! Язык какой-то скучный, деловой. Где же он, тот прекрасный язык, который поёт в моём сердце, просится на бумагу? Согласен с правильностью отрицательной рецензии Дергачёва, рецензия же Босняцкого - поверхностна, выводы скоропалительны. Не за что было меня хвалить.

Буду перерабатывать. Но что, как? Ещё не решил. Свердловское издательство вспомнило о рукописи, просит прислать. Молчу. Предстоит огромная работа. Даю себе слово: до следующего отпуска подготовить книгу к изданию. Работать, работать и ещё раз - работать!

  

Произошли изменения в партбюро завода: ШЕМЯКИНА сняли, а КОСКИНА взяла самоотвод. Первым секретарём стал ГАЛИМОВ, а его заместителем КРОХИН.

Директор в Москве на совещании, Булатов скоро уходит в отпуск, Верхолётов и Смородяков - тоже.

После шума больших городов, весёлого отдыха на курорте жизнь нашего городка кажется особенно скучной и серой. В магазинах пусто, за хлебом очереди, тёща ходит занимать очередь с 5-ти утра.

Не понять: лето ещё или уже осень? То жарко, то холодно. Краснеют гроздья рябины в скверике Рудоуправления. Кусочек жизни, видимый из моего окна… Вот если бы окно было широко. И взор - до горизонта…

На огороде Мусихиных желтеет грядка цветов. И перед моими окнами, внизу, на дворе, позабытая было помойка. За лето она полиняла, дожди смыли побелку, ветры припудрили её серой пылью. Железный ящик для шлака наполнен доверху, ребятишки дошкольники копошатся возле него, ищут что-то.

  

На столе папки с входящими и исходящими, акты, протоколы - мёртвое бумажное море. Скучно до чёртиков!

При встрече цеховики спрашивают:

- Как живёшь?

- Шуршу, - отвечаю я.

И смешно, и грустно, и до боли обидно. Напрасный труд, да ведь и не уйдёшь, надо кормить семью. Ощущение такое, что ходишь по кругу, как заворожённый, ходишь и ходишь, и конца пути не видно.

Встаю в 3-4 часа утра, достану лампу из-за письменного стола, подыщу газету для абажура, Леночку отправлю с дивана в спальню - досыпать, зажигаю свет и сажусь за рукопись.

Время летит, а кажется, что мысли заржавели: не находится нужных слов, хотя внутри клокочет, просится наружу всё передуманное и переболевшее.