- Я ему не обещал, - начал оправдываться Федя. - Я ему говорил, что уважаю его, готов с ним выпить, повеселиться, но рекомендацию в партию дать не могу.

  

Вот и ещё одно свидетельство вероломства Селянина. И я бы мог под предлогом занятости смотаться куда-нибудь на стройплощадку и не сидеть в назначенные 9 часов у себя в кабинете. Пришёл бы Школьников, а меня нет. И рекомендации - нет.

Но я не буду столь малодушным. Скажу прямо: "Знаете, я не могу рекомендовать вас в партию". Спросит, почему? Отвечу: "Я вам не верю". Или могу смягчить: "Я вас плохо знаю".

  

Ну, вот всё и встало на свои места. И моя партийная совесть улеглась. Впредь наука: не обещать ничего по пьянке.

Больше месяца я не садился за свою пишмашинку. А про строительство не писал три месяца. Для строителей три месяца - огромный срок.

Уволился из треста Пётр Васильевич Холявко. В последние два месяца они так сошлись с Селяниным на почве "знаков", что, как говориться, водой не разольёшь.

В заявлении он выставил причиной увольнения плохое здоровье. Поначалу его не отпускали. Карлюков буркнул: "Не согласен отпускать". Федя созвал партком, выдали резолюцию "отпустить". Федя уговорил горком. Федя звонил в Главк Гиренке, просил "Отпустить ввиду особых обстоятельств". Холявке разрешили приехать в Главк с заявлением.

Шуму было выше небес. Суетился Федя, заюлил горкомовский Шереметьев, делались заверения, произносились прощальные панегирики. А я на прощанье сказал Холявке: "Ты всегда был двуличным, таким и останешься".

Проводили Холявку 2 февраля, проводили успокоенного, что и премия, и орден ему гарантированы. Через месяц или меньше уехала и Антонина Ивановна к мужу. А уже через две недели началось партийное расследование по Холявке, и его лишили ордена.

Как-то ночью меня разбудил междугородный телефонный звонок. Звонил Холявко, извинялся, что грешил на наши отношения.

Только проводили Холявку, как запросил увольнения Школьников. Попытался, было, уехать с рекомендациями в партию, да у нас нашлось мужество отказать качканарскому Жану Вальжану.

Уехал Могильников в Асбестстрой, к Булатову, уехал туда же Юрка Камаев.

И хотя основной косяк ещё держится, над Качканаром витает желание смотаться куда-нибудь.

Начиная с января месяца, директивные гранаты из Главка рвутся одна за другой:

" … Пустить аглофабрику!"

" … В июле закончить строительно-монтажные работы, а в августе выдать агломерат!"