Так оно и вышло. Карлюкову дали Героя Социалистического труда, Булатову и Мальцеву - ордена Ленина, Холявке, Козлову и Шагиеву - ордена Красного Знамени. Всем заместителям управляющего: Попову, Смирнову и мне - ордена Знак Почёта. Точилову - медаль "За трудовую доблесть".

В тот же вечер на бюро горкома проштемпелёвку утвердили. Сняли орден Ленина у знаменитого нашего бригадира Азаренко. И взял горком себе, забрал у монтажника Ашихмина, орден Знак Почёта. Наверное, взяли для кого-нибудь из горкома партии.

- Спрашиваю у Феди:

- Для кого взяли?

- Сам не знаю. Не говорят, - отвечает опечаленный Селянин. Знает наверняка, а говорить не хочет.

- Как мне надоело всё это, - как-то, уже после распределения, сказал Селянин. - На партийно-профсоюзных и советских работников давали два Красных Знамени. Их не оказалось. Осели в области. Нам на всех - три Знака Почёта и четыре медали. А ну их! - и Федя в разочаровании энергично машет рукой.

  

Нет-нет, не совсем разочарованно. Федя ещё на что-то надеется. Определённо, ему что-то пообещали, и теперь он боится спугнуть своё таящееся в темноте орденское счастье. Я-то знаю, как может возмущаться Федя. Помню его бурную реакцию, когда 27 мая 1961 года, в 4-ю годовщину начала строительства Качканара, его обошли и не включили в список "первых качканарцев". Ого, какая бушевала буря!"

- Нет, вы только представьте, Сергей Иванович! - ходил Федя по комнате. - Дали Ваське Попову подарок и почётную грамоту. Он в 57-м году пришёл к секретарю горкома и чуть ли не на коленях просил: "Отощал, обносился, обеднел до крайности на профсоюзной работе. У меня одеть нечего. И дети растут. Отпустите меня на Качканар". Отпустили. Завёл здесь коттедж. Стал замом управляющего. А я… Я в то время ездил по новостройке, организовывал комсомольские бригады. И я, оказывается, не "первый качканарец"? Обидно! Несправедливо это!

  

Сейчас Федя более сдержан. Ох, обещано ему! По глазам, по тону речи слышу. Но прорвалось и у него:

- Три знака Почёта, - продолжал Федя. - Покровскому надо дать? Надо. Шереметьеву надо? Конечно, Клавдия Павловна претендует на орден, и Николай Михайлович тоже хочет. Вот уже четверо. Остаются медали.

  

Обижен Точилов. До крайности обижен Тихомиров.

На другой день после штемпелёвки Точилов мне рассказывал:

- Мне - медаль, а Шагиеву - Красное Знамя! - усы его с влажными волосяными сосульками нависали надо ртом. - И эх! - развеселился он и подправил усы, - Тихомиров-то! Как услыхал, что ему ничего не дали, как подхватил свои узкие штаны и пулей выскочил! Только дверь хлопнула.

  

В тот же день я застал Тихомирова в кабинете у Козлова.

- Вот, четыре, так сказать… Все уважительные, - говорил Тихомиров, как всегда, негромко, густо и независимо. Но в пальцах что-то мял: верный признак работы оскорблённой мысли. - Вот эта подходит, можно её… - говорил он с недомолвками.