4-го июня конвейер не пустили. Не пустили и 5-го. И в субботу, 7-го июня, тоже получился не пуск, а пшик. Макаров устранял свои недоделки, ГОК - свои.

В субботу, в 9 часов вечера, мы сидели в кабинете у Бориса Михайловича и обмывали небольшое событие: СУ-7 закончило бетонирование плиты центрального массива второй захватки корпуса крупного дробления.

Конечно, это был предлог встретиться. О плите даже и слова не было сказано. Говорили о том, что происходило сейчас в корпусе обогащения, на его высотных отметках бункерного пролёта. Там пытались перепустить катучие конвейеры 20-й и 22-й, а также магистральный конвейер № 18 наклонной галереи.

В пятницу оперативку проводил Кандель, Карлюкова задержали на день в Свердловске. Он давал объяснение партийно-государственному контролю по процессу орсовских работников.

Кандель приказал пустить всю технологическую нитку в субботу, в 6 вечера. Но, как я уже сказал, и в 9 вечера пуска не получилось.

  

В полтретьего ночи меня поднял с постели Карлюков. В его сиплом голосе слышалось загустелое недовольство.

- Мне звонят с корпуса обогащения, - сказал он, - что там присутствуют все, кроме треста. От нас никого нет.

- Мы своё сделали - смонтировали, - отвечал я ему. - Теперь идёт отработка. А это уже забота пусконаладчиков и эксплуатационников.

- М-м-м! - неопределённо промычал Карлюков и повесил трубку. Он был недоволен.

Я тут же оделся и пошёл в трест.

Темно. Холодно. Проливной дождь. Сел в дежурную машину. Со мной ехал диспетчер Буркин, молодой парень.

- Едем на пуск, Сергей Иванович? - спросил он.

- Да, - коротко ответил я.

  

В полутёмном лестничном пролёте с бесконечными бетонными ступенями и по-строительному беспечным плохоньким ограждением из прутьев, стояла тишина. Только где-то в корпусе слышался тихий гул. Если бы это был день, то я решил бы, что работают компрессоры на перекрытиях. Но сейчас стояла тёмная ночь, и нечего было думать о работе компрессоров. Значит…!

Это было третье моё восхождение на высотные отметки корпуса за субботу. Но я не чувствовал усталости, шагая через две ступени, и удивлялся своей лёгкости.

  

Так и есть: это гудели не компрессоры. Это работали вхолостую катучие конвейеры. Чёрная резиновая дорога конвейера №22, лежавшая на многочисленных роликах, мягко двигалась со скоростью 2 метра в секунду. Людей здесь было немного.

Поднялся ещё на один этаж, к 20-му конвейеру. И он работал. Та же резиновая дорога, такие же ролики, такие же тоненькие трубочки маслоподачи, подведённые к ним. Только движение шло в противоположном направлении. Здесь народу было больше.

На знаменитой в строительстве отметке +46 и в устье галереи №3 толпа народу. Выше всех на голову, гусаком выхаживал в мундире горняка Кандель. Глаза его в очках были скрыты в тени козырька фуражки, видны были только пышные пшеничные усы.