- Вот с трубами, Фёдор Нестерович, - подбросил он тему Карлюкову. - Труб много в остатке.

- Как у нас с укладкой труб? - спросил у меня управляющий.

Я так и знал, что Смирнову только это и надо было. Чем-нибудь да нагадить мне в отместку за моё недавнее выступление на партийном активе с критикой в адрес снабженцев.

Вальков сидел у окна и дёргался, внимая управляющему, как собака начеку, ожидающая команды хозяина. Наконец, приподнявшись с сидения, спросил тихонько:

- Я нужен?

Карлюков сделал неопределённый жест, а потом невнятно пробормотал:

- Можешь идти.

Но Вальков не расслышал и остался сидеть.

- Спички есть? - спросил у меня Карлюков.

- Нет.

Карлюков нажал беленькую кнопочку на телефоне. Вошла секретарь.

- Спички, - бросил ей Карлюков и потряс пустым коробком.

Вальков сорвался с места и вышел. Вскоре он появился. Торопясь и как-то привставая на носки, он подошёл к столу управляющего и подал ему коробок спичек. Снова присел на стул. Посидел немного и снова спросил:

- Я нужен?

- Можешь идти.

  

- Я разберусь, Фёдор Нестерович, - заканчивал прерванный разговор Смирнов. - Это всё наше КМТС мудрит. Стекло надо списывать. Сплошь бой. Управление право, что бой не берёт. Я разберусь, - присыпал он своими утешительными словами раздражение управляющего. - С кистями - тоже. Я им сказал: "Сейчас не время считать расходы. Надо выдавать кистей столько, сколько требуют. Бабки подбивать потом будем". Я разберусь.

  

Мы остались в кабинете вдвоём. Я подсел к столу. Сегодня управляющий был не столь красен, как в обычные дни. Я глядел в его широкое красноватое лицо с полями белизны, и мне так хотелось сказать ему, что нельзя со всеми разговаривать, как с заключёнными в лагерях. Но перед этим я так долго сидел в кабинете и ждал, что моя злость рассеялась.

  

- Ну, что там было? - хмуро спросил Карлюков.

Я рассказал: как, что, где. Он выслушал меня с недоверием, и, кажется, ждал, когда я закончу свой рассказ, чтобы сообщить уже имеющееся у него мнение.

- Спасовали вы оба с Булатовым.

- Как спасовали?

- Не требовали людей. Один я требовал.

- Так не было разговора о людях.

Но переубедить Карлюкова было невозможно. Кто-то ему уже помог утвердиться в неверии.