Я приглашал Федю заходить ко мне.

- Потом, - говорил он. - Вот привезёшь семью, соберёмся, пельменей наделаем!

И всё не шёл.

А я до того, как перевёз сюда семью, побывал у Феди на квартире. Скажу сразу, что никто меня не звал, я затесался нахалом. Я был выпивши, трезвый я бы никогда не пошёл без приглашения. Я принёс и вина, и шампанского.

У Феди в гостях были товарищи по Красноуральску. Я и сам когда-то четыре года проработал в Красноуральске и многих там знал, потому и пришёл, мне было интересно узнать новости из Красноуральска.

Федя снова восклицал, что я организатор и могу достать чего угодно.

- Партизан! Старый подпольщик Сергей Иванович! - представил он меня всей компании.

Помню, что мне не понравилась форма представления. Так в детском театре объявляют выход клоуна.

Я рассказывал Феде кое-что из моей военной биографии. Я горжусь прожитой жизнью, всей военной частью моей жизни, и никому не позволял смеяться на чем-то или сомневаться в чём-то. А тут всё, мной выстраданное, Федя выставил как комическое!

Что-то подобное и раньше у Феди прорывалось: этакое насмешливое, неуважительное отношение к людям. И вот в этот момент мне показалось, что Федя меня не уважает. А без уважения какая может быть дружба?

  

Тогда я ещё не утвердился в мнении, что Федя самоуверен, славолюбив и неуважителен к другим. Мне было непонятно, как можно сочетать в себе такие отрицательные качества с предупредительностью к посетителям парткома, с этаким душевным, участливым разговором с ними.

Я никогда не мыслил себе, что вот так придётся сесть за машинку и отстукивать страницу за страницей свои воспоминания о дружбе с Федей, мучительно искать причины её смерти. Я не знаю, что из всего этого выйдет, но твёрдо знаю одно: сейчас я НЕ УВАЖАЮ Федю. Но в своём анализе я останусь объективным, чего бы мне это ни стоило.

  

Было время, когда Федя искал моего общества. Он выслушивал с охотой и с улыбкой мои горячие критические слова в его адрес и говорил:

- Сергей Иванович - моя совесть! Ты, Сергей Иванович, артист! Подожди, Сергей Иванович, мы им всем покажем!

И если я начинал хмуриться от столь слащавого до приторности и потому неискреннего тона, он, согнав улыбку, но выставив жальца в глазах, спрашивал:

- Ты меня любишь, Сергей Иванович?

- Люблю, - отвечал я, и в какую-то долю секунды, пока произносил это, я и впрямь был убеждён, что люблю Федю Селянина.

  

Я столько раз ошибался в людях, могу ошибиться и в Феде. Почему я вдруг возомнил, что Федя отрицательный человек? Почему Федя не может быть человеком, которого я не в состоянии понять в силу своих вкусов, своего угла зрения? Потому что я самоуверен? Во мне тоже много отрицательного, но когда мне указывают на МОИ недостатки, я бурно восстаю. И делаю это в полном сознании убеждённости в своей правоте и неправоте других. Почему я не признаю за Федей это право? Может быть, Федя считает себя правым и с его точки зрения справедливо негодует на тех, кто его НЕ ЛЮБИТ?