Федя говорил как всегда торопливо и многословно. Федя был на моей стороне, он меня спасал! А Сенченко ни слова не сказал. Во время нашего разговора было несколько телефонных звонков. Сенченко отвечал:

- Ко мне? Кто? Немного позднее. Я занят. Тут у меня сидит один товарищ.

Я понял, что звонил Булатов, он тоже хочет прийти в партком.

- Хорошо, разберёмся, - сказал, наконец, Сенченко.

Федя же смотрел на меня очень серьёзно и строго, словно хотел сказать, что для той борьбы, о которой он говорил, ещё не пришло время. В серьёзных, неузнаваемых глазах Феди сквозило недовольство мной. Они как бы говорили: "Вот ты, товарищ Басов, очень не вовремя начал конфликт с трестовским начальством, и теперь мне придется рисковать чем-то важным". Но, когда я был уже в дверях, Федя сказал:

- Ничего, Сергей Иванович, ничего. Справимся.

И я ещё больше поверил в нашу с Федей дружбу.

  

Не меньше часа я просидел в своём кабинете. Все мои сотрудники, как сонные мухи, прижухло перешёптывались, они знали, что произошло. Не дождавшись вызова в партком, я спустился на этаж и подошёл к двери.

По громким голосам, доносившимся изнутри что идёт какой-то острый спор. Я никак не мог предполагать, что будут обсуждать конфликт без меня. Прислушался. Услышал свою фамилию. Голоса Козлова, Булатова, Овсянникова покрывал громкий возмущённый голос Феди. Он горой стоял за меня.

- Как вы смеете выгонять из кабинета начальника отдела. Да ещё с бранью?! - кричал Федя. - Он у нас председатель комиссии партийного контроля! И мы не можем его…!

- А что он такого сделал как председатель комиссии партийного контроля? - кричал Булатов. - Приехал. Возомнил о себе, е... его мать, летописец! Не нужен он мне, и не буду я с ним работать!

Снова голос Феди… Голос Овсянникова, председателя постройкома, в поддержку Булатова.

Войти я не решился, а подслушивать неловко. Я ушёл.

  

Утром меня вызвал к себе управляющий. Говорили. Ради разрешения конфликта управляющий, по сути, заставил меня просить извинения у Булатова.

Чего только не делает с людьми исхлёстанная веками необходимость! Не мог я вернуться в Кировград ни с чем. И на лестничной клетке в темноте нашарил я потную руку Булатова и униженно её пожал.

- Прощаете?

- Я-то прощу. А вот как другие…!

Сволочь жизнь! Я просил прощения, хотя должен был оставаться гордым человеком, уверенным в своей правде. Никогда в жизни я не прощу себе этого заискивающего рукопожатия. У кого просил прощения, Басов?! У развратника Булатова, у политически нечистоплотного Булатова, у технического тупицы Булатова. И только потому, что он был по своему положению выше меня. До каких пор мы будем находиться в плену нами же самими созданной должностной вертикали?!

  

Меня предупреждали, что Булатов человек мстительный. После этого конфликта начался период моей изоляции. Булатов меня не замечал. Я отвечал тем же. И в этой схватке вся моя поддержка была в разговорах с Федей.