На губах Елены Николаевны появилась улыбка: довольна.

  

Подчинённые со мной обычно так не разговаривали. "Вы почему со мной говорите в таком тоне?" - бывало, прикрикну я на распоясавшегося грубияна. Но это - на Урале. А здесь, на Крайнем Западе, после увольнения из треста №49, во мне, как в машине, много лет исправно работавшей в определённом ритме, на определённых горюче-смазочных материалах, случилась поломка - ну, не поломка, а попадание в аварию. Я здесь никак не мог прийтись ко двору. Поэтому на слова Павла Александровича я не промолчал, но улыбнулся и сказал: "С детства люблю запах черёмухи, но в документы её не пущу!"

  

Поломки устраняют после выяснения причин. И вот я стал замечать за собой, что внимательнейшим образом присматриваюсь и прислушиваюсь ко всему, что делают и говорят люди, И всякий раз задаю себе одни и те же вопросы:

"А почему он (она) так делает?

"Как и чем объяснить его (её) поступки?"

"Как я должен относиться к нему (ней) после того, что было между нами?"

"Хороший он (она) человек или плохой?"

"Как я выгляжу в его (её) глазах: плохим или хорошим?"

"Что двигает его (её) поступками?

"Как поступил бы он (она), очутись в критической ситуации?"

Вопросов было много и по всеохватности они напоминали вопросы человека, только что пришедшего в мир и пытающегося его понять.

  

Почему Сухов лезет в драку со мной, не зная меня как противника или зная только понаслышке? Что придаёт ему смелость и уверенность в своей победе: безнаказанность? И не кроется ли здесь что-то другое? Как понимать его снисходительный тон: как следствие неуважения других и переоценки своих достоинств?

Кажется, Павел Александрович только и ждёт, чтобы я ринулся в контратаку. Будь такое до "треста", я не стал бы утруждать себя психологическими упражнениями. "Трест" с его людьми, казавшимися сначала очень порядочными и хорошими, а потом так просто и естественно предавшими меня в критическую минуту, научил не раскрываться первым и не спешить с выводами, касающимися качества людей.

  

- Три документа об одном и том же, и все разные, - продолжил я. - С ума сойти! И как же можно так работать?

- Вот удивили, так удивили, нечего сказать, - иронически откликнулся Сухов.

Он прошёлся мимо моего стола.

- Всё это мы уже слышали. Не вы у нас первый, не вы последний, - говорил он ровным голосом. В холёном, выбритом до глянца лице читались спокойствие и независимость. - Поначалу все так возмущаются, грозятся всё перевернуть и улучшить. А потом всё возвращается на круги своя, и новый идёт по старой дорожке, проторённой его предшественником.

"Да это вызов! - понимаю я, - Нападение с целью самозащиты. Людей предпенсионного возраста часто страшит перемена начальства. Даст ли новый начальник доработать до пенсии или нет? Или Павел Александрович чувствует за собой какие-то грешки и боится, что они откроются новому начальнику?"