В тресте готовились к составлению годового отчёта, поэтому я пропадал на работе и ничего не знал. Оказывается, две женщины на одной кухне не ужились. Катя жаловалась на невозможный мамин характер, мама - на Катину ядовитость.

Мама терпела-терпела и… заболела. Она старалась проводить время вне дома, а стояли морозы, и мама простудилась.

- Поеду я обратно, к Мише, - заявила она и стала собираться.

- Никуда ты, мама, не поедешь. Катя объясни, наконец, что у вас здесь произошло. Что вы не поделили? Комнату? Так я, чтобы ты знала, отдаю ей свой кабинет, теперь это её комната.

- Нет. Не могу я вас стеснять… Поеду, - плакала мама.

- Подожди, мама, давай сядем и поговорим спокойно. Катя, сядь.

- Я постою, - надулась обидой Катя. -

- Назвала меня "злыдней ненормальной". Обижалась мама. - Будто я приехала разбить вашу семью. Один раз в Шуе якобы я уже пыталась - не получилось. Так вот теперь я довершаю своё чёрное дело.

- Ты это говорила, Катя?

Молчание.

- Значит, говорила. Как ты можешь оскорблять мою мать? Что она тебе плохого сделала, приехав к нам жить? Ты не хочешь, чтобы она у нас жила?

Молчание.

  

Я никак не мог помирить жену с мамой. Одна не хотела извиняться, другая настаивала на этом. Я был убеждён, что мама не виновата. Мне было жалко обоих, но жизнь с матерью не получалась. Впереди светила разлука.

- Мама, пойми меня: она - моя жена, у нас дети. Наконец, я люблю её. Ты же моя мама, моя кровь, моя совесть. Неужели невозможно вам ужиться?

- Уеду я от вас, сынок.

- Я тебя не пущу!

- Живите, как жили. Не хочу вам мешать.

- Мама, что же ты и Катя делаете со мной? Как мне вас примирить? Не разводиться же мне из-за этого?

- Ты её любишь и - люби. Я не стану мешать. Я как-нибудь у Миши… Мне уж немного осталось.

  

Простуда мамина всё не проходила. Она начала кашлять. Ухаживать за ней было некому, я со своей одной рукой мало что мог. А вскоре меня уволили. Денег не было. И я сдался, согласился на её отъезд.

Приехали Миша с Таней, забрали маму к себе.

А 29 марта 1966 года я, приехав из Ленинграда, где искал работу, увидел на столе телеграмму: "Мама умерла".

26 января 1966 года я был уволен из треста № 49 по сокращению штатов.

Я вспоминал брата Василка. Он был человек примерно такой же судьбы, как управляющий стройтрестом № 49 Скворцов. Но последний ещё и мразь, пропойца, развратник с партийным билетом. Я понимаю, что и люди разные, и судьбы, и степень воздействия одного и того же, скажем, пребывания в колонии для несовершеннолетних тоже может быть разная. Скворцов сидел и там понабрался, как и Васька. Анахронизм или новое типоявление: руководитель - растленный тип? Что-то их много таких, значит это уже типично. Какова причина: эпоха, среда, склонности, или наши ошибки идеологического воспитания?