На его место по рекомендации "Смольного" пришёл другой обкомовец. Этот успел "перепортить" всех девчонок в горкоме партии и горкоме комсомола, получил два правительственных ордена "за высокие показатели в сельском хозяйстве" и ещё за одну "победу в соцсоревновании", после чего у нас исчезло молоко, картошка и другое продовольствие. И спустя 5 лет хозяйничанья в городе и районе он завершил своё кормление грандиозной пьянкой на селе. Наверное, и это бы всё осталось "шито-крыто", но… До этого он разбивал две чёрные "Волги", и тут сел пьяный за руль, поехал к "девкам", врезался в машину какого-то полковника в отставке, инвалида, тот ехал с дочерью. Полковника не задело, а дочери поломало руки и ноги, осталась калекой на всю жизнь. Пьяницу задержали, он сопротивлялся, выхватил личное оружие, не постыдился назваться "первым секретарём горкома", грозил всеми карами: "Меня в Смольном все знают! Меня Первый…!" Упирался, не хотел ехать в милицию - связали по рукам и ногам, бросили в багажник и привезли в Гатчину.

Сколько было предпринято ходов: и гатчинских, и смольнинских, чтоб без шума уладить это дело. Давали деньги полковнику-калеке, другие жизненные блага. Тот "дошёл до Москвы" письмом-жалобой в Центральный Комитет. Был созван пленум, и на нём (так же, как и предшественник его) пьяница был "освобождён в связи" и так далее. Обком дал "строгача" по партийной линии и определил директором завода сельхозтехники под Ленинградом.

Бурлило недовольство в коммунистах района. В газете - одно официальное: "освобождён". Но правду не скроешь. Общее мнение коммунистов: судить негодяя, исключить из партии с позором и оповестить всех широко через печать и радио. У партии не может быть секретов от народа, тем более, от своих членов. Но… Скрыли преступника. Косвенное объяснение-полупризнание: "А что толку, если бы и сказали всем? Ведь это же позор для партии, для её членов". А вот тут-то и - стоп! Один член партии, оказавшийся негодяем - да, это пощёчина тем, кто выдвигал его на такой высокий пост, но он - не партия! Его делают "партией", скрывая правду о нём. Как будто судить бывшего первого секретаря - это судить партию.

Мне тяжело даже в эту чёрненькую книжечку выкладывать эти мысли. Но партия для меня - святыня; именно партия, а отнюдь не случайные люди, выступающие от её имени. Её великие идеи, великую её чистоту я буду хранить до последнего дыхания. А не станет меня, обо мне поведает внукам эта книжка. И уйдя из жизни, я буду вместе с партией. И это не демагогия, прошу верить мне, говорю, как на духу… Хотя можно и не поверить, столько развелось болтунов, так они клянутся в верности партии и народу по поводом и без повода!

Доскажу. Однако не всех виновных покарало Время. Симпатичный аферист, руководитель и хранитель "чёрной кассы" из пропойных денег для управляющего, главбух треста, стал даже управляющим госбанка. Главный организатор всех выпивонов и подношений, зам. управляющего по снабжению, быту и кадрам или, как его именуют на линии, Зам "Вообще", талантливый Доставала со связями и по совместительству развратник номер два, котировался в замы начальника Главзапстроя. Да сказался образ жизни, вырезали две трети желудка, и он остался здесь. Сменяются управляющие, а он остаётся, главный авторитет всюду: и в Смольном, и в Главке, и здесь у нас, в бывшей Царской деревне. Никак в этом году уходит-таки на пенсию - получил вторую квартиру, как здесь это водится перед уходом с поста - знак, что пора на заслуженный отдых.

Встречаемся изредка на улице, обмениваемся приветствиями. "Привет, Сергей Иванович! - приветствует поднятием руки - не забыл, однако ж, как зовут - симпатяга Чёрнокассник. - А ты нисколько не изменяешься…!" - смеётся как ни в чём не бывало Зам "Вообще", адресуя комплимент моему внешнему виду.