Немцы заняли Гатчину в августе 41-го года.

Прочёсывая город, они обнаружили скрывающихся. Красноармейца тут же расстреляли, а Нину с матерью погнали в комендатуру. Мать плакала и объясняла немцам, что они жители Гатчины, а в яму спрятались, потому что не хотели уезжать.

Фашисты смеялись над ними, наставляли на маленькую Нину автомат и кричали "Пуф-пуф!" Потом вышел из комендатуры какой-то немец, немного говорящий по-русски, и сказал, что их расстреляют как шпионов.

  

Нина рассказывала это со смешком, в своей обычной манере.

  

Но их не расстреляли, помогла нерусская фамилия Трандосир.

Через сутки немцы отправили большой обоз с женщинами и детьми на запад, на работу в Эстонию и Латвию. Дети ехали в повозках, а матери бежали следом. Немцы смеялись и нахлёстывали лошадей.

Нину с матерью взяли крестьяне-эстонцы, жившие под Ригой. Там они и прожили до прихода наших войск, Хозяин относился к ним хорошо.

- Я у них жила, как родная, - говорила Нина. - У них была дочка моих лет, так они и ей, и мне дарили гостинцы, шили платья. Мы и ели с хозяевами за одним столом. А когда пришли наши, и всех согнанных немцами велено было отпустить, то хозяин запряг лошадь, собрал нам целый воз пожиток и перевёз нас в коммуну, где мы и стали жить. Там, в Латвии, я пошла в латышскую школу, окончила её, отучилась в Рижском строительном техникуме и была направлена сюда на работу.

  

Рассказав это, тряхнула она головой и, повернувшись к Афанасию Павловичу, заговорила о работе.

  

Во время рассказа Нины, Римма Александровна время от времени взглядывала на меня из-под очков, как бы желая что-то сказать, но не решилась. И только когда Нина вышла в соседнюю комнату, Римма проговорила:

- Как же она хорошо держится!

  

Нина Маленькая как-то сразу понравилась мне своей откровенностью, беспомощностью и одновременно несломленностью. Своим рассказом она как бы вылила здесь своё горе, в своё отношение к людям, Мне казалось, что я знаю о ней всё. Мне свойственно поддаваться обаянию встреченного человека, который показался мне хорошим. И если человек этот потом оказывался и не совсем хорошим, я с трудом менял своё мнение о нём. В Нине Маленькой значительно позднее довелось мне обнаружить и другие черты характера: грубость, зависть, подхалимаж, но я всё равно считал её хорошим человеком.

 

Жила Нина одна в комнате, в общежитии, мать её жила здесь же, в Гатчине, тоже одна в своей комнате. Нине обещали дать отдельную квартиру, и она терпеливо её ждала.

Когда и где я слышал эти слова? Может, это было название повести или рассказа. Не помню. Но я вспомнил их, когда мне стала немного более ясна Нина Большая - Нина Николаевна Бояркина. Кое-что мне порассказали о ней, кое-что я извлёк из своих наблюдений.