- Забыл, какое сейчас время: всё для фронта, всё для победы. Попробуй, откажись. Да, ладно, зато поработаю в интересах нашего патриотического подполья. Продвину наш отчёт в горкоме партии - и на фронт. Расследуем обстоятельства гибели Вари, арест гестапо Аси Кияшко, дело дяди Вани, гибель подпольщиков Токаря.

 

Однажды во дворе усадьбы я увидел жену Кушпеля. Она разговаривала с каким-то парнем, судя по внешности, родственником. Я подошёл. Она меня признала.

- Это мой сын, тоже партизан, - сказала она, указывая на парня, и добавила: - Из того самого отряда, куда Павел хотел вас отвести.

- Вы что-нибудь знаете о Павле? - спросил я у парня.

- Как же мне не знать, - отвечал он с отцовским прищуром и недоверчивостью. - Он сам к нам пришёл.

- Куда? - с нетерпением спросил я. - Вы в каком были лесу?

- Километрах в двадцати от Ступчанского, - сказал молодой Кушпель. - Мне мама рассказывала про вас.

Я коротенько рассказал о лесной деревне, где мы побывали с Павлом, но умолчал о "немецкой" засаде и стрельбе у взорванного моста. Я не стал распространяться о том, что его мать пустила по лесу слух о "двух полицаях", и о том, что она ещё была и в отряде, и Серёга Свищ нашёл у взорванного моста её сумку.

- Мы были уже на новой стоянке. А на старой, у взорванного моста, оставили засаду, - стал рассказывать молодой Кушпель, часто посматривая на мать и откусывая от коржика, принесённого ею.

- А почему вы сменили стоянку? - спросил я. - Что-нибудь заподозрили?

- По лесу пробежала весть, что идут двое полицаев, выдающих себя за подпольщиков. Один из них - тот, кто выдал трёх командиров в Диканьке. Мы и перешли.

- А он, не зная, пришел на старое место? Днём или ночью он к вам пришёл?

- Рано утром, - продолжал молодой Кушпель. - Он пришел - а я его знал в лицо. Мы вдвоём с одним товарищем были оставлены в засаде. Он ко мне: "Где отряд?" Я сказал, что отряд сменил стоянку. Он стал требовать: "Ведите меня скорее в отряд, я имею важное сообщение". Я попросил его сказать нам здесь, что он хотел. Он стал отнекиваться. И всё настаивал: ведите да ведите. А нам было приказано: ни в коем случае не раскрывать место новой стоянки. Мы тянем разговор, не ведём. А он рвётся идти: "Не хотите вести, так я сам пойду и найду". Тут мы с товарищем переглянулись и … автоматы к бою. Говорим: "Никуда ты, Иуда Искариотский, отсюда не уйдёшь. Говори, как вы с братиком дядей Ваней предали трёх командиров, бежавших из плена". Он стал путано объяснять, что он никакой не брат дяде Ване и всё такое. И опять: "Ведите в отряд, в отряде расскажу всё остальное". Мы сказали: "Ну, хорошо, идём". Отошли с десяток шагов и … шлёпнули его.

- Без суда? Просто… убили?

- Не убили, а расстреляли. Был приказ: расстрелять, если будет рваться в отряд.

 

Не попрощавшись, ушёл я к себе в казарму и весь день до вечера пролежал на соломе, на полу.