Многим из партизан стало страшно, когда они увидели себя на направлении главного удара украинских фронтов, по сути - в близком немецком фронтовом тылу, среди вражеских войск, которыми, возможно, были нашпигованы сёла.

- Чёрт возьми, как же мы ещё существуем?! - бросил меланхоличный Гога, взглянув на карту, приколотую к дереву на всеобщее обозрение.

Он не досказал то, что каждый думал про себя: "Как же мы это до сих пор не обнаружены?"

Было весело и страшно. Да брось немцы батальон солдат, и от нас только пух и перья полетят. Но, видно, немцам уже было не до поисков партизан.

- Ой, Гогочка! - радостно восклицала маленькая Аня, любимая Гоги, наша стряпуха и отрядная медсестра. - Скоро наши! Наши скоро! Наши идут! - приплясывала она, поднимая общее настроение.

- Пока солнце взойдёт, роса очи выест, - напомнила пословицу жена Рядно, высокая нескладная баба, состарившаяся раньше своих лет. Неулыбчивые чёрные её глаза сверлили каждого, осмеливающегося веселиться.

Серёга Свищ чесал в затылке, сдвинув старенькую шапку на глаза и показывая всем начинающую лысеть макушку. На его сплюснутом с боков асимметричном лице блуждала ухмылка. Он рад был приближающемуся фронту и не смел открыто радоваться, казнил себя за полицайство. Стремясь загладить вину, шёл на самые рискованные дела и слыл неустрашимым разведчиком, смелым и дерзким.

 

- Ну что, Сергей Ефимович, нагляделся? - поинтересовался я у него.

- ИДУТ, - сказал он со вздохом облегчения. - Надо встречать с хлебом-солью, - помолчал и добавил: - И голову - на плаху.

- Брось, Серьга, перестань, - успокаивал я его. - Не велик ты преступник, чтоб тебя… А встречать будем делами. Чуешь, где гудит? - приглашал я его прислушаться к шуму, уже неделю наполнявшую наш лес неумолчным ровным накатом.

Это говорила великая Курская Дуга. Так шумело, помнится, Чёрное море в надвигающийся шторм.

- Я видел, Серёжа, по ближайшему к нам шляху шли колонны немецких машин. Шоссе Харьков-Ахтырка-Гадяч кишит фрицами. Вот бы перехватить шлях хоть на часок и ударить по ним!

- Не по силам нам такая операция, Серьга. На тот шлях выходить надо разве что дивизией, полка мало будет. А нас и сотни нет. Кажется, пойдём на Рублёвскую дорогу.

 

Судили Жору номинально: только пожурили - и всё. Больше хвалили за подбитую машину да за трофей - военную карту.

 

- Серьга, ты давно знаешь Жору? - спрашиваю я у Свища.

- Только по лесу. Приходилось цокаться. Рассказывали, что до войны десять лет сидел за бандитизм. Пришли немцы, освободили его из харьковской тюрьмы. Таких не судить, а вон к ногтю, как вошь - и весь сказ.