- Вы меня извините, Сергей… - замялась Наталья Всеволодовна.

- ... Иванович, - подсказал я.

- Извините, Сергей Иванович, но я должна вам сказать, - продолжала она, разжигая во дворе нещадно дымившую печурку сырыми дровами, - что Ганна вам не пара. Вы - инженер, а она - кто? Работник прилавка, по большевистской терминологии.

Я, как мог, оспаривал мнение мадам Пархоменко, и она это заметила.

- У неё была семья, есть ребёнок. При таких условиях ваш брак не может быть счастливым. Потом вы вспомните мои слова…

- Но вы, кажется, опровергаете это своей собственной жизнью, - возразил я. - У вас тоже была семья и дети. А теперь: вторая семья и ещё дети. Насколько мне кажется, вы выглядите вполне счастливой. Первых детей вывели в люди, дали высшее образование; и этих, маленьких, тоже поднимете.

- Я - явление исключительное, Сергей Иванович. По мне, по моей любви, по всему живому, советский Двадцатый век проехал железными колёсами, - сказала она и надолго замолчала, давая понять, что нужно попросить её рассказать то, что касается её личной жизни.

- Второй раз вы вышли замуж не по любви? - наконец догадался я спросить её.

- Как вам сказать… Мой муж, землемер… - сказала она и опять надолго замолчала, собираясь с мыслями. - Порфирий Семёнович - человек благородный, хотя и из низов. Не скажу, чтобы он сильно мне помог в воспитании детей от первого брака. Воспитывала я их сама. Видите ли, я придерживаюсь мнения, что воспитывать детей могут лишь люди - как бы сказать это, чтобы вас не оскорбить - люди воспитанные. А у него какое воспитание? Селянин, научившийся писать и читать. А ведь я окончила Смольный институт благородных девиц. По тем временам принадлежала к высшему обществу.

- Так вы - из "бывших"? - вырвалось у меня. - Простите за бестактность.

- Какая же это бестактность? Я горжусь тем, что принадлежала к обществу просвещённых людей. И мужа выбрала по себе: граф Кобылин, флигель-адъютант Его Императорского Величества. Знатная родословная: чуть ли не от Рюриковичей. Он был расстрелян большевиками в Девятнадцатом году. Осталась я, одинокая вдова, белоручка, с двумя малолетними детьми из "отверженных". От меня, как от прокажённой, отворачивались. Уж и не супруга я искала, а хотела изменить опасную фамилию. Нашёлся человек, решился дать мне своё имя.

Наталья Всеволодовна размазала по лицу слёзы с копотью.

 

Безо всякого перехода заговорила о детях от первого брака.

- Коко - талантливый мальчик. Какого труда стоило мне дать ему сперва элементарное образование, затем высшее. Не принимали, соцпроисхождение было неподходящим. Учила на дому сама: и учительница, и наставница. Экстерном сдал за десятилетку. В институт пошёл под двойной фамилией - Кобылин-Пархоменко как сын землемера из бедной семьи.

Он органически не переносил всё большевистское, красное; ходил в церковь, крестик носил. Не хотел вступать в комсомол, со слезами уговорила: "Пойми, милый мальчик, надо приживляться к этому строю. Как бы это ни противоречило чести и добропорядочности, приходится притворяться. В образовании - всё твоё будущее".