- Что с Лёськой Миловцевым? - спросил я как-то Широбокова. - Молчит, грустный какой-то ходит.

- Не обращай внимания, влюбился.

- В кого это?

- В цеховую переводчицу, дочку мельника. Собирается жениться.

- Ты серьёзно, Николай? У него жена и ребёнок по ту сторону.

- У тебя тоже жена и ребёнок по ту сторону, однако, ты женился…

Я нахмурился: не хотелось посвящать Широбокова в тонкости моих взаимоотношений с Ганной.

- Ну, ладно, - заметил моё настроение Широбоков. - Я шучу. Навещать-то хоть ходишь? Ганна - женщина мужественная. Не каждая согласится на такое приймачество.

 

На то же намекала мне Лина Васильевна, когда я забегал к ней поделиться жалованием и хлебом. Ей уже нечего было нести на базар - всё продала.

- Как живёшь с молодой жёнушкой? - вопрошала Лина Васильевна.

- Живём душа в душу.

- Ганна хорошая, не забижай её.

- Не забижаю. Плохо вы меня знаете, если так думаете.

- Знаю я вас, мужиков! Вам бы только своё взять, и - нос набок. Придут ваши, красные, небось бросишь её, да - к жене? Растревожил ты ей сердце. Была она у меня… По глазам видно: любит она тебя.

- И я её люблю.

- Невенчаные сошлись… Какая уж тут любовь и верность? Смотри! - погрозила она пальцем. - В таких делах не шутят.

- А я и не шучу.

- То-то, что не шутишь. Раз взял бабу в жёны - живи с ней, как с женой. А ты?!

 

Я всё понял. Ганна жаловалась всем, что я уделяю ей мало внимания.

 

Придя домой, на Гору Марата, я долго и проникновенно говорил с Ганной о ней и о себе - о нашем положении. Рассказал ей про себя, про Катю, родившую мне сына, про короткую, но сильную страсть к Наде Потаниной - вообще про своё отношение к женщинам, преклонение перед их красотой и… порядочностью. Не сказал про комиссарство и подполье - не имел права.

Нам уже давно надо было поговорить об этом.

Ганна со всем мною сказанным соглашалась, но однажды я проснулся от страстного шёпота и рыданий. Ганна обнимала меня со слезами:

- Милый, коханый мий! Не осуждай… Хоть из жалости…

Не отталкивая, я закутал Ганну в своё одеяло, отнёс на кровать и долго говорил о любви, о своей вине перед Катей.

- Ганна, ты замечательная! Ты ещё встретишь на своём пути достойного человека, который сможет ответить на твою любовь. У тебя, Ганнуся, прекрасная душа. Ну, подумай: близость без взаимного чувства? Да ты бы просто перестала меня уважать. Всё пройдёт, Ганнуся. Может, мне… уйти, а?

- Нет-нет, милый, ты правильно сказал "всё пройдёт". Ты мне позволишь называть тебя так… наедине? Прости меня, больше такое не повторится, - горячим шёпотом говорила Ганна. Она постепенно сникла, съёжилась под одеялом, остыла, поняла.

Между ними установились чистые, добродушно-насмешливые отношения. Однако под ручку на людях мы больше не ходили.