На Южном вокзале выгружались немецкие танки песочного цвета, видимо, переброшенные из Африки. Здесь были и тигры, и пантеры. От Полтавы они шли на фронт своим ходом: не так уж и далеко. По утрам и вечерам - приложи ухо к земле - отчётливо был слышен орудийный гром и пулемётные переговоры Курской дуги.

Наши посты, выставленные у Южного вокзала и на улицах, подсчитывали силы врага. Через Полтаву шёл непрерывный поток эшелонов с войсками и техникой. Было ясно, что немцы готовятся к крупной операции.

Надо было каким-то образом сообщить об этом нашим. Вот когда нам особенно нужна была рация. Варина рация не работала, что-то случилось с батареями питания.

 

Я жил у Ганны в приймаках… Неприятное это занятие разыгрывать мужа при молодой вдове в однокомнатной квартире.

У Ганны действительно было много родственников: две тётки по матери, два брата: один - пенсионер Петя, из бывших воентехников, второй - инженер на сахарном заводе, ещё и сестра-коммунистка в эвакуации.

Были и знакомые, породнённые общими бедами, которые принесла им советская власть, как правило, вдовы с детьми - семьи репрессированных.

Мы с Ганной часто ходили в гости. Чуть ли не каждый вечер шли в Кривляный переулок, здесь же, на Панянке, к Лене-самогонщице. Жил у Лены немец-железнодорожник, чем-то похожий на Болля, сожительствовала с ним вдова открыто на глазах дочерей Галинки и Наталки. Немец не знал ни такта, ни приличий. Напьётся шнапса, уведёт Лену в другую комнату, и дверь - на крючок. Галка с Наташей старались уйти из дома. Им было стыдно за мать. Я не возьмусь осуждать Лену, всё же немец приносил ей свой паёк.

Был у Лены до войны мужчина. В Тридцать Пятом году он приютил выброшенную из дома семью "врага народа" Дмитрия Кириленка, стал отцом девочкам. Дети звали его то "папа", то "дядя Ваня". Дмитрий Кириленко был расстрелян, и Лена с Иваном могли сойтись законно. Но у Лены теплилась надежда, что муж вернётся: редко, но случалось, что НКВД отпускало свои жертвы. А тут нагрянула война…

 

К Галке захаживал "с серьёзными намерениями" один парень. Говорил, что работает у немцев в радиомастерской. Мастерская засекречена, находится здесь же, на Панянке, где-то в районе Исторического музея. Я решил прощупать парня.

 

Немецкие войска и техника прибывали. Медлить было нельзя.

 

Однако Костю трудно было застать трезвым. У Лены всегда имелась самогонка, и Костя много пил. Галя чуть ли не в слезах просила его не пить, но тщетно. Пришлось мне начать разговор с Костей, когда он уже выпил стакан самогонки. Я сказал, что у одного парня есть приёмник, да выдохлись батареи. Не сможет ли Костя достать? И назвал тип батареи.

- Э, дядя Серёжа, меня не проведёшь, - покрутил Костя пальцем перед моим лицом и с пьяной прозорливостью заявил: - Это батарея от радиопередатчика Красной Армии.