Нижние окна Депо были зарешечены, лишь вверху, на крыше, приоткрыты фрамуги. На выходе из Депо, с другого торца - тоже маячил часовой. На трёх канавах Депо стояло по паровозу, возле них сновали ремонтники и паровозные бригады. Все рабочие - немцы, наши стояли за слесарными верстаками, их отделяла от паровозов вооружённая охрана.

К Депо во всю ширину примыкал пролёт трансбордерного цеха: высокая крыша и два яруса подкрановых путей - для двух мостовых кранов: пятитонника и тридцатипятитонника. Здесь поставят мой кран шебебин, заказанный Визнером в Днепропетровск и Харьков.

Мы с Широбоковым сели на подкрановый рельс трансбордера, закурили. Для отвода глаз у меня в руках стальная рулетка.

- Видал, как работают, - сказал Широбоков. - К паровозам только своих допускают. Над нашими - немцы с автоматами. Каждое подозрительное движение под прицелом. И всё равно, паровозы не должны доходить до фронта.

- Это ты мне говоришь?

- А кому же?

- У меня на производстве никого нет.

- Время было, мог бы найти. Ты тут уже два месяца кантуешься.

- У тебя было больше времени: год кантовался с салом, да с мылом…

Дело шло к ссоре, но Широбоков вовремя рассмеялся и обратил наши реплики в шутку.

Мои, я знал, относились к Широбокову с недоверием и были против слияния групп, о котором я мечтал. Особенно категорически возражал Добряк. Простой намёк на существование на заводе ещё одной группы боевиков-патриотов приводил его в тихое бешенство. Широбокова он характеризовал тем же словом, что и Шикулу: "Авантюрист!" Я, как мог, соблюдая крайнюю осторожность, оправдывал Широбокова. Сейчас, наблюдая "покупку" рабочего у полицая, я подумал, что мне представился удобный случай глубже вникнуть в деятельность Широбокова.

- Я слышал твой разговор с рабочим. Руновщина - это очень далеко? - спросил я. - Это… лес?

- Над Руновщиной был сбит наш самолёт. Лётчик, капитан, выбросился на парашюте. Мы ходили туда с Анной Ананьевной, бинты носили. Жители спрятали лётчика, а тут стало известно, что гестапо собирается направить туда группу с собаками. Лымаря я посылал к лётчику передать гражданскую одежду, переодеть и отвести в лес. А Лымарь взял да и привёл его в город.

Широбоков рассказывал спокойно и с удивительной откровенностью, как будто это всё не было тайной.

- Кто такая Анна Ананьевна? - не мог не спросить я.

- Скоро узнаешь. В общем, она наша руководительница. Была начальником цеха на Трикотажной фабрике. Беспартийная. Муж погиб на войне. Боевая женщина: смелая, дерзкая. Слушай, Сергей, а что если нам не объединяться? Это опасно. А так: каждый боевик знает только своего руководителя. У Анны Ананьевны - "Город", у меня - "Лес", у тебя - "Завод".

- Дело серьёзное, Николай, надо подумать, - сказал я. И ещё: как обезопасить себя от нашего главного врага - гестапо. Это сейчас гестапо не видно и не слышно, когда мы только ещё собираем своих. А начнём действовать, вот тут оно нас и накроет.

- Подумаем и об этом. В Полтаве пока тихо.

- Знаешь пословицу: в тихом омуте черти водятся.