Бить шлангом, набитым песком, по голому телу под мокрым брезентом - придуманное полицаями наказание. После таких побоев видимых следов расправы на теле не остаётся, но отбиты все внутренности, и человек на свете долго не заживается.

- Сколько за него хочешь, Прокопьич? - спросил Широбоков. - Я виноват. По моим и по твоим - по нашим с тобой делам он ходил на село.

- Не могу, инженер. Своя шкура дороже, - упирался полицай. - Сам герр Болль приказал: тридцать "шлангов".

- Два кило сала… Пять кило в четыре пальца толщиной! - торговался Широбоков. - С господином Боллем я переговорю. С народом живёшь, Прокопьич, не забывай.

- Отойдём трохи, - позвал полицай.

Они с Широбоковым отошли в сторонку, о чём-то пошептались. После чего полицай пошёл на проходную один, а Широбоков сказал парню:

- В цех не ходи, домой - тоже. Тебя засекли в Руновщине. Дуй ко мне, выспись. Вечерком приду, переговорим.

То, что Широбоков был связан с "лесом", я и раньше подозревал. Особо не допытывался, считал, что если надо будет, он скажет. Раз не говорит, то и знать не обязательно.

- Я им, гадам, дам сала, - шептал Широбоков.

С первых дней знакомства Николай Широбоков был мне непонятен.

С одной стороны он был настоящий патриот, со своими взглядами и убеждениями, со своими целями. Главное в нём было то, что он бросил вызов оккупантам и вёл сражение. Только почему он один? И один ли?

Мне было крайне необходимо разобраться в его подпольных связях.

Все эти коммерческие сделки с полицаем, торговля на базаре, походы на село за сырьём для варки мыла - как логически связать эту его деятельность с подпольем? Ради того, чтобы кормить семью? Вряд ли. Тогда, несомненно, это до чрезвычайности опасно.

Создавалось впечатление, что при всей своей волевой внешности, был он человеком слабым. Кипучая его энергия растрачивалась по мелочам. Он любил эффектно пустить пыль в глаза громкой фразой о "борьбе". А борьбы-то как таковой, организованной борьбы, а не дикого анархистского протеста одиночек, на заводе не существовало. И это за полтора года оккупации!

- Хальт! Аусвайс! - потребовал немец в воротах Депо.

Широбоков показал пропуск и что-то сказал про меня. Немец кивнул головой, пропустил. Раньше здесь часовой не стоял: входили и выходили свободно. Но как только немцы заметили, что из Депо после ремонта выходят паровозы с песком в буксах, то сразу поставили охрану.