Всё в тихой Полтаве настроено на выживание. Мирный город, добрые люди. Попробуй, обвини. И немало найдётся таких, кто скажет: "НАША Украина освобождена от жидобольшевиков. Немцы нам землю дают в вечное пользование. Пусть русские воюют". Неумирающий жовто-блакитный национализм - никуда от него не деться.

Где они, люди, оставленные для работы в тылу врага? Почему о партизанском отряде Полищука никто ничего не знает? Не могли же их ВСЕХ уничтожить. Вон радистка оказалась жива.

Залегли патриоты, мать их в душу, на дно. Попробуй до них добраться.

Без расспросов не обойтись. А каждый вопрос - как шаг по минному полю. Малейшая оплошность и ... взрыв!

Можно и не расспрашивать, не вызывать огонь на себя, а, взвалив свой крест патриота на спину, тащиться с ним на Голгофу, отдать свою жизнь. Но хочется в своей борьбе чувствовать рядом плечо товарища.

А потому учись, Серёжа, самой трудной науке, которая никогда тебе не давалась, - науке распознавания людей.

И вот сидим мы втроём - "бойцы сопротивления": Широбоков, Варя и я, и думаем, кого бы ещё привлечь. Два пистолета на троих и рация. Послали Варю на поиски связи с "лесом", неделю пропадала, вернулась ни с чем.

- Николай, я думаю приняться за Добряка.

- Я пытался ему намекать. Ни в какую: мёртвый нейтралитет.

- С Добряком надо не так, как ты, вокруг да около. Надо напрямую спросить: "С кем ты?"

- Если раскрыться перед ним, потребует доказательств, что мы - именно те, за кого себя выдаём. Что тогда?

- Потребует - дадим!

- И попадём в гестапо.

Добряк - с серебром в стриженных под бокс волосами - человек спокойный: двигается и говорит плавно, как бы заморожено; очень уравновешенный и бдительный: всё видит, знает, понимает и молчит.

При наших работал здесь же, в КБ, ведущим специалистом. И сейчас он тоже ведущий, только скромничает. Спросит кто-нибудь, зайдя в КБ: "Ребята, кто у вас начальник?" Ответят весёлым хором: "Добряк - начальник". А тот лишь шевельнёт густыми бровями и вымолвит: "Ну, какой я начальник? Так… Герр Визнер сказал 'Вы старше всех по возрасту, будете в КБ старшим'…" Скажет так, и брови замрут - и в Добряке как бы всё остановится в непонятном спокойствии. Так ли спокойно его сердце? Трудно понять.

При всём при этом в Добряке чувствовалась какая-то внутренняя порядочность, и мне очень хотелось, чтобы он был с нами.

Никогда не говорит о том, почему не уехал в эвакуацию с заводом, в Монголию. Трудно понять, почему он после появления немцев в Полтаве первым из инженеров пришел на завод.

Добряк изо всех сил старался ничем не выделяться из массы конструкторов, работал добросовестно, других не понукал, немцев не хвалил, наших не проклинал, и ни с кем не дружил.

Выйдя за проходную, он в одиночестве брёл через мост на Подол и Панянку, в гору, к себе на улицу Республики к матери и детям. Жена его эвакуировалась с нашими.