Солдаты переговаривались:

- Бесшабашный народец…

- На то они и разведчики…

- Страшно, чай, идут к чёрту в зубы.

- Немало ихнего брата и гибнет…

- Мороз по коже… Чать ползут, подбираются…

  

Миновали томительные полчаса. И тут темноту, в которую уползли разведчики, как материю ножом, с треском распорола пулемётная очередь.

- Никак нарвались…

- Похоже… Теперь жди, на отчаянность пойдут.

В ответ на пулемётную очередь порскнули враз с десяток наших автоматов. Заметались ракеты. Ударили тупо гранаты. Закипел короткий - в ножи - бой.

  

Солдаты чутко отзывались на каждый звук "оттуда".

- Кинжалят…

- Ох, страшно….!

- Расшевелили медведя в берлоге. Теперь им - кто жив - брать бы ноги в руки и латата обратно.

- Им - лихость, а мы, окопники, отдуваться будем.

  

И верно: немцы кинули несколько мин наугад по окопам. Кто-то из солдат не выдержал напряжения, выстрелил. Вспыхнула шалая стрельба. Командиры пытались остановить огонь:

- Борода, куда стреляешь?

- В гитлеров, понятно дело… Куда ж ещё?

- А ты их видишь?

- Он, чай, не дурной - прячется…

- Прекратить огонь! Своих постреляете.

  

Мы выходили из темноты к своим поодиночке и группами. Шли мы в полный рост, не пригибаясь. Вдогонку нам неслась прощальная свиристель пуль.

Богдаша с Серёжкой Листовым протащили волоком завёрнутого в плащ-палатку и опутанного верёвкой "языка". Потные, разгорячённые недавней схваткой, они спешили.

Коля Черников пронёс на закорках, как маленького, Аркашку Одессита. Аркашкины руки, всегда такие ловкие, теперь неподвижно свисали с плеч друга. Голова его болталась, как с глубокого похмелья.

Опираясь на Жору, проковылял на одной ноге раненый Муса. Четверо пронесли на плащ-палатке убитого. По свесившейся ноге с грязной крагой и обрывком подошвенной плетёнки, понятно было, что убит Тарас Семёнович.

Последним, с группой прикрытия, вышел и я.