Декабрь 1944 года.

Разведчики - группа Черникова - уходили в дождь и тьму, на задание: подтвердить расположение немецких частей.

  

Дождь загнал солдат-пехотинцев в укрытие. Только дежурные мокли у пулемётов. Темнота - глаз выколи. В четырёхстах метрах позиции врага. Немцы пускают осветительные ракеты. Обыкновенный приём: взлетит с шипением ракета, повиснет на парашютике, становится ослепительно светло, всё видно, хоть иголку ищи на земле. Вспыхнет ракета и синхронно даст очередь пулемёт, просвистят пули над головами и услышится далёкий пушечный выбух - что вздох солдатской души, истосковавшейся по дому. Медленно снижается ракета, а когда упадёт на мокрую землю, не сразу потухнет, а то вспыхивает, то угасает. И, кажется, что в ста метрах на нейтралке присела большая чёрная птица и машет серебристо-белым крылом.

  

Траншея - окопный проспект. Сторона, обращённая к противнику, изрезана нишами - солдатскими домами. Здесь солдат спит, ест, стреляет, а придётся - и умирает.

На тыльной стороне траншеи выкопаны землянки в два наката. Из-под задубевших на дожде плащ-палаточных дверей тянет теплом, махорочным дымом. Шмелиным жужжанием слышится солдатский переговор:

- Льёт…

- Шпарит…

- Фрицам, небось, тоже натекло…

- Но и нам…

- Нам с полгоря, мы неверующие, а вот камрадам господь бог подсиропил.

  

Потные, запыхавшиеся, ввалились в траншею разведчики Черникова.

- Что? - метнулся я к Черникову.

- Всё в порядке, товарищ командир! Без изменений.

  

Сверены часы, уточнены сигналы. Идём брать "языка".

- За мной! - скомандовал я и, подтянувшись на руках из траншеи, оттолкнулся и скользнул по брустверу в темноту.

Разведчики - один за другим - быстро нырнули вслед. Темнота поглотила нас.

Пехотинцы высыпали из землянок, заняли свои "рабочие места".

Прошёл командир роты, предупреждая каждого, чтобы были внимательны и без команды не стреляли.