Немцы бешено атакуют танками, за ними - пехота в бронетранспортёрах. С нашей стороны - танкисты генерала Ротмистрова.

Дымят наши "тридцатьчетвёрки", подожжённые фашистскими "пантерами". За спиной роты длинный косогор, скирды сена и соломы. Деревенька за косогором. Стога - прекрасные ориентиры для стрельбы, и прятаться за ними - самоубийство. Горят и немецкие "тигры".

Немец прощупывает нашу оборону, пытается прорваться то в одном, то в другом месте. Мою полуроту десантников то посадят на танки и бросают к месту возможного прорыва, то весь полк передают стрелковому корпусу. Мечутся десантные части, как пожарная команда, затыкают дырки. Тает рота.

Каждый ротный "старичок" мне родной. Но как бы я ни жалел людей в бою, "старичков" становилось всё меньше. Взвод политруков первым растаял. У них было больше убитых, чем раненых. После ранения и выбытия Шарапова нас, бывших политруков, осталось только двое: я да Краснюк. Он, старший политрук, чекист, был когда-то сброшен на парашюте в тыл врага для разведки и организации диверсий.

Лётчик по ошибке выбросил его не в том квадрате, и Краснюк оказался неподалёку от своего дома, в районе Пятихаток. Ну и пришёл Краснюк к своей семье, а полиция его схватила и передала немцам. Краснюк сбежал из-под расстрела и год бродил по Украине бесприютно, как волк, выпрашивая милостыню. Дождался своих и пришёл на проверку. К бывшим чекистам СМЕРШ был особенно беспощаден. На всякий случай не поверил Краснюку и Комиссаров. Проверить - это надо многих людей расспросить. А где их найдёшь, тех, кто мог бы подтвердить показания Краснюка? Вот кончится война, тогда…

А я поверил Краснюку. Люди с такими искренними, честными глазами, с такой застенчивостью, предателями не становятся.

  

Рота весь день вела затяжной бой, отражая атаки. Немцы передвигались на бронетранспортёрах, а наши - пешком. Грязь размесили несусветную. Даже оружие в грязи, винтовки отказывают, не стреляют.

Прибежал взводный.

- Товарищ ротный, Краснюка… шибко ранило, - доложил он.

- Где? Надо немедленно отправить в санроту.

- А отправлять-то нечего, товарищ ротный, от него ничего не осталось.

- Как это не осталось? Вы, что, лейтенант?!

Оказалось, что несколько часов назад Краснюка ранило в окопе снарядом. Ранение страшное: ноги были оторваны по самое туловище. От человека осталась только половина. Опустился убитый Краснюк в окопе, как присел в грязь. К такому и подходить страшно. В бою солдаты обегали "сидящего" Краснюка, а его затягивало в грязь: сперва по пояс, потом по плечи, а к концу боя и головы не стало видно - весь ушёл в грязь.

Лейтенант ещё что-то хотел сказать, но не решался.

- Что ещё, лейтенант? - спросил я.

- Бинтов нет, перевязывать людей нечем. И санинструктор Чистяков с вечера куда-то исчез.

  

За неделю боёв в Корсунь-Шевченковской операции я "уложил" на картофельном поле два состава роты, гуляйпольцев - всех до единого. Сам я ходил во все атаки и контратаки, и, странно, хоть бы одна царапина. Ротные командиры из других батальонов предупреждали: "Ты не очень-то выбегай вперёд во время наступления - получишь в спину". Да, по Уставу командир роты во время атаки должен идти в сотне метров позади наступающих взводов. Я мрачно отшучивался, говоря, что у меня ноги длинные, и бегаю я быстрее всех. Само собой получалось, что до окопов противника я добегал в числе первых.