Минуту спустя раздвижная дверь впустила в "каюту" невысокого молодого человека в форме полкового комиссара. За чёрными роговыми очками щурились близорукие глаза. Ярко-красные петлицы, широкий комсоставский ремень со звездой на пряжке и тот особый взгляд, уходящий в себя, выжидающий и как бы подкарауливающий слова и жесты собеседника - всё говорило о том, что передо мной вылупившийся из комсомольской юнгштурмовки особоотделец, чекист.

- Вот, товарищ полковой комиссар, - сказал Кабанов. - Извини, перехватил у тебя военкома. Узнал, что он прошёл "керчь", зазвал к себе. Мнётся, дипломатничает. Может, с тобой будет поразговорчивей. Назначен в твой кровный 125 ОТБ военкомом Ремонтно-восстановительной роты.

Я встал, щёлкнул каблуками, вытянулся. Полковой комиссар поправил очки - они сползали по коротышке-носу - сощурился на меня. Я доложил по-уставному.

- Младший политрук Басов! Назначен военкомом роты РВР! На гражданке - старший инженер ремонтного цеха завода. На Крымском фронте воевал в пехоте политруком.

- Младший? - комиссар удивлённо посмотрел на полковника. - Помнится, Ефим Ефремович, наша заявка была на старшего политрука… - и, обернувшись ко мне: - Продолжайте.

- Ну, теперь-то можете рассказать нам всё, без утайки? - сказал Кабанов и посмотрел на полкового комиссара, как бы прося у него согласия на приватный разговор. - Дальше этих стен не уйдёт.

Полковой Семён Иванович наклоном головы вроде бы выразил согласие, но прищуренные глаза предупреждали: не зарываться и понимать субординацию.

- Говорите, младший политрук, как всё было, - проговорил он.

- Готовились наступать. Почему-то промедлили сутки. Ударил ливневый дождь на двое суток: всё утонуло в воде и глине. А кончился дождь, налетели фашистские самолёты, пошли по головам. Ударила и их артиллерия. Убило командующего 51-й Армии на КП. Управление войсками расстроилось. Приказ: отойти до Турецкого вала. Стронулись, а остановиться не смогли. Потом, правда, кое-где дрались отчаянно, но уже поздно было. Солдаты зубами скрипели. Всё гибло. Сгрудились на переправах. Мы прорвались без тяжёлого оружия, всё там оставили. Две армии вырвались из керченского мешка, а третья - 47-я - попала в плен.

- И танки, и артиллерию, и "катюши" - всё оставили? - спросил Кабанов.

- Три армии сбежали от одной фашистской? - спросил и Семён Иванович. - А переправлялись как? На чём?

- Всяко. Кто как сумел: и на пароходиках, и на плотах…