Иду к начальнику Автобронетанкового отдела Приморской армии полковнику Кабанову. Солидный, раскормленный, короткошеий и смуглый человек лет сорока. В чёрных глазах любопытство, приязнь. Частокол шпал на петлицах, эмблема танка. Занимает маленькую комнатку, двоим в ней тесно, хоть стой в коридоре.

- Входите, Сергей Иванович. В тесноте, да не в обиде. Слышал, Вы были в "керчи", - сказал Кабанов.

Говоря "керчь", он имел в виду не город Керчь, а события на Керченском полуострове. Слово это "керчь" в его устах отдавало лёгким презрением.

- Как ЭТО там произошло? Газетам не верится. Вы - живой участник. Проясните?

- Я был всего лишь политруком стрелковой роты, товарищ полковник. Много ли я мог видеть?

- Говорят, была ужаснейшая паника.

- Паника… была… - с осторожностью подтвердил я.

- Будто бы переправлялись через Керченский пролив вплавь и без оружия?

- Последние, да - вплавь. И без оружия были. Но некоторые части вернулись с командирами и при оружии. Там по-разному было: кто в панике бежал, а кто и насмерть стоял.

- Мы вас здесь ждали не с моря, а по суше. Козлов с Мехлисом деблокаду обещали ещё в феврале. Что же помешало?

"Что он от меня хочет?" - подумалось мне. Я вдруг почувствовал неприязнь к этому холёному и вежливому полковнику, с частоколом шпал в бархатных петлицах, именующему себя командующим танковыми войсками. При этом воевать-то не на чем: исправных танков нет. Сидит он в подземелье да под стальной крышей. Здесь можно ходить, не боясь снайпера, и кричать громче всех: "Севастополь держать до последней возможности!" А что за последняя возможность, кто знает? Это не до последнего ли бойца?

- Наверное, товарищ полковник, этот вопрос не ко мне. История, время, думаю, вынесут свой приговор. И всех погибших под Керчью назовут героями.

- Что ж… Это похвально: после такого поражения остаться оптимистом! - слегка улыбнулся полковник.

Он взял трубку и сказал в неё: "Семён Иванович, зайди-ка ко мне, тут у меня живая весточка из "керчи".