Середина октября. Прощаюсь с Холодной горой. Ухожу. Ольга провожает меня до окраины. Меня малость приодели: Ольга дала шапку, не пожалела и Вовкиного нового зимнего пальто с воротником. А вот ботинки на меня подобрать не смогли, пришлось для тепла набить газет в мои развалюхи.

- Будешь в Полтаве, разыщи моего Ромку, - говорила Ольга.

- Я не в Полтаву, Ольга Семёновна, на фронт, - отвечаю я.

Говорю неправду, потому что если её арестуют за моё укрывательство, лучше ей не знать, куда я направился.

- Теперь всюду фронт, Серёжа. Христом-Богом тебя прошу. Разыщи его, помоги. Не то пропадёт мальчишка.

Я киваю и отворачиваюсь, чтобы скрыть слёзы. Нет у меня слов, чтобы поблагодарить её за то, что на для меня сделала. Приютить меня - это самый настоящий подвиг. Никогда не забуду её. Рябая, некрасивая, в морщинах, голова набок, а душа - величайшей красоты. Мне хочется встать перед Ольгой на колени, как перед матерью.

Знала ли она, какой опасности подвергалась эти две недели, что я скрывался у неё? Не устрашилась ни виселицы, ни огня. И вспоминаю Голову Громади из Тарановки. Он знал, потому не дал и ночи переночевать у себя.

- В Полтаве есть площадь Кабалевского, - продолжала Ольга, - напротив Управы, бывшего горсовета. На площади дом пустой, заколоченный. Во двор зайдёшь, свистни три раза. Выглянут сверху, спросят: "Кого надо?" Скажешь: "Мне Ромку харьковского". Передашь ему, что бельё его в стирку бабы мне принесли. А приеду я теперь не скоро…

Она и ещё что-то говорила. Потом перекрестила меня и… отстала.

Я шёл на запад. Шёл… и будто в детстве погружался с камнем в руках под воду, чтобы по дну перейти с одного берега на другой… так было тягостно.

Голодной и шумной толпой катились на Полтавщину из Харькова тачечники: менять одежду и обувь на хлеб и картошку. Какое-то время я шёл вместе с ними, потом они ушли вперёд, и я остался один.

Свернув с шумного шляха, я углубился в мир просёлочных дорог, полицаев и старост. Этот путь теперь не был так страшен, как прежде. Сёла Украины были до отказа забиты молодыми парнями. На неизбежные вопросы о себе я отвечал, что в армии не был, год провалялся в тифу в Харькове, а сейчас шёл к родственникам на Полтавщину. Я планировал добраться до черниговских лесов.

Стоял сухой, с заморозками по утрам, исход октября. В одном из сёл за мной увязался парнишка.

- Дядько, шо вы зыркаете очима? Чи вы с пид расстрела втикли, чи когось заризали? Злякатися можно.

- Пацан, а о партизанах тут не слыхать?

- Тю вас! Чи вы с глузду съихали, чи шо? Ось пиду до старосты…!

- Доноси, гадёныш.

- Тю вас! Жартив не разумиете? Чи я доносчик? У мене батько на фронте - красный командир. Не верите - побожусь…