- Да врёт он всё, Лёха! Дай я ему мозги просвечу!

- Всё правда, вроде. А того пьяницу, красного партизана, мы повесили на воротах дома. Был такой, всё - правда.

- Поверил! Сокол он сталинский, парашютист. Заброшен к нам в тыл. У НКВД кадры обучены, всё у них должно сходиться тик в тик. Дай я ему по роже смажу!

Били по голове. Алёха Гаврыш бил ногой, старался попасть по яйцам. Я сжимал ноги в коленях, получал по ногам. Всего не помню, как они со мной расправлялись, через тридцать лет жители мне расскажут.

Потом прибежал какой-то щупленький крикливый человечек, ворвался в комнату - и ко мне:

- А ну, говори! Значит, решили меня убить?

Это был староста села Горбань. Ему сказали, что пойман партизан, вот он и прибежал.

- Решили уточнить, где я проживаю?

- Нет!

- Ты в разведку шёл? Налёт готовите?

- Нет!

Староста и двое полицейских повели меня по селу. В бурьяне лежал полуразложившийся, смрадный труп.

- Вот что с партизанами делаем. И с тобой то же будет, - угрожает староста.

Ведут по окраине леса, вглубь заходить боятся.

- Говори, зачем тебя послали?

- Не посылал никто.

- Где прячутся партизаны? Не скажешь - расстреляем.

- Не знаю никаких партизан.

- Ах, так?! Ну-ка, хлопцы, ставьте его. Будем кончать! - приказывает староста.

Приказали мне раздеться, поставили у дерева. Староста прилег за пулемёт "дегтярёв" в десяти шагах, полицаи стояли рядом. По прыгающей челюсти старосты Горбаня, по бессмысленным взглядам полицаев, привыкших к подобным актам, было ясно, что сейчас они меня расстреляют.

Кому пришлось пережить подобное, знают: когда смерть неминуема, хочется жить ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО. Было ли это у меня? Может, и было, но не так остро. Слишком много раз я попадал в ситуации, когда умирал по-настоящему или был близок к смерти, потому инсценировка расстрела не отняла у меня чести. Я не стал взывать к палачам, выпрашивая жизнь, я их презирал.

- Ну, бандит, пришёл твой последний час - говори! - надрывался из-за пулемёта староста. - Хотели меня убить? Ну?!

Я голый… Смотрю в пулемёт. Полицай пытается повернуть меня спиной к нему. Уйдёт - я снова поворачиваюсь.

- Не признаёшься, бандит?!

Короткая очередь над головой… и мне приказывают одеться.

- Мы тебя в гестапо сдадим!!! - кипит староста.

Снова бьют… А ко мне вернулась чувствительность: было очень больно. Едва натянул на себя свои лахи.