Вместе с обрезом досталась мне от Гриши его бесшабашность. Стал я заходить в сёла смелее.

А тут - хутор в голой степи. Как потом узнал, назывался он пронзительно - Холодный. Стоит на высоком бугре, виден издалека, и из него вся степь, как на ладони. Незамеченным не подберёшься.

- Немцы и полицаи в хуторе есть? - спрашиваю в крайнем дому у старой бабки, вынесшей мне пару неочищенных картофелин.

- Немцев ще не бачили. И полицаев немае.

- А староста где живёт?

- Старосты тоже немае - бригадир колгоспу.

На хуторе одни старики да женщины. Все мужчины на войне.

Дом бригадира посреди хутора: соломенная крыша черна, как душа полицая. Бригадир - старик, седой, как лунь. Бабка - бригадирова половина - кормит меня на скамейке, голос, как патока. Старикан - крепкий ещё, глаз намётанный. Идёт обычный разговор о том, кто я, и каким лихом занесло меня в "ции края". Я тоже расспрашиваю их:

- Какая у вас власть: советская или немецкая?

- А ни якой немае. А вы, ох, издалека шагаете ли? - пытает бабка. - Пыль на чёботах, як сажа - не наша. Не из Донбасса путь?

- Ботинки выменял по дороге, - темню я. - Сам - из Днепропетровска, а иду в Харьков, к семье.

Старики ухмыляются: мол, не проведёшь.

- Одёжка с чужого плеча: и рубашонка, и брючишки. Волосы стрижены наголо - не из тюрьмы ли, часом? - пытает бабка.

- Альбо из плену, - уточняет старик.

- В плен попасть - бог миловал, - говорю я своим следователям.

- Шрамы на голове, под кепчонкой, - говорит бабка.

- Альбо ранения, - уточняет дед.

- Черти жито молотили - лунки оставили, - сворачиваю я на шутку. - Ну, как она, жизнь под немцем? Смотрю: мужчин не мае, а детишек "увак" полно.

- Хутор дальний, народику разного - не сосчитать, - говорит бабка.

- И все трапятся на восток, - подхватывает старик. - Всем подавай пить-есть. А то и горилки. Не желаете? А то у нас горилка есть.

- Спасибо, диду, зарок дал не пить.

- Ну, так пошли в хату, обговорим. Мабуть, из плену трапишься?

- Не был, диду.

- Про всё не стану спрашивать. Про главное скажи: Москва наша?

- Наша, диду. Под Москвой фашистам дали хорошего пинка, на двести километров отогнали.

- И про другое наиглавнейшее скажи: победим ли ворога?

- Победим непременно, диду.

Дед дотошный. Пришлось сказать, что был в плену в Севастополе.