Потянуло писать. Зачем и для чего писать - не знаю. Неотступное тяготенье ещё с юности. Писал стихи когда-то, все сжёг. Преследует меня желание записать всё, что со мной было. Создаю Летопись последних дней Севастополя. Завёл книжечку размером чуть больше спичечного коробка. Я выменял её на три пайки хлеба у "Моряка".

Он - полицай, из наших же пленных. Называет себя украинцем из Донбасса. Называет себя моряком, говорит, служил в Днепровской флотилии. Носит морскую форму: ботинки, брюки клёш, бушлат, тельняшку и бескозырку. Синенькая татуировка-якорёк. Чем не моряк? Ему бы ещё ленту с золотыми буквами на бескозырку, да красные звёздочки на рукава - и вот она - наша краса и гордость! И ремень у него не как у пехоты-матушки, не матерчатый с кожаной оторочкой, а целиком кожаный матросский ремень с пластинчатой бляхой с якорем. Только носит он этот ремень не на поясе: или на руку навьёт, или через плечо повесит.

Но ленты с названием корабля у него нет, и одежда на нём чужая. Моряк без корабля, лагерный полицай. Сверкает на солнце надраенная бляха. Как он ею бьёт! Скольким повыхлестал глаза, зверюга. Он думает выжить. Не дадим. Мы объявили его вне закона, рано или поздно казним бандита.

Глядя ему в лицо, не подумаешь, что это зверь. Вполне нормальное, даже красивое моряцкое лицо. Такие лица мы привыкли видеть на плакатах: суховатое, мужественное, синие знойные глаза, выдающийся подбородок - сама воля.

Он не рычит. Подойдёт с улыбочкой, с синью в глазах, - и врежет тебе бляхой по чему попало. Не вздумай сопротивляться или кричать от боли - изобьёт в кровь, а то и убьёт. Все знают, когда "Моряк" бьёт, надо улыбаться, тогда перестанет.

Принимая от меня три пайки хлеба, "Моряк" замахнулся и сказал: "Комиссар? Жид?". Я улыбался. Он по-приятельски подмигнул:

- Писать задумал? Я - ничего. Пиши. Попадёшься - повесим.

Я чувствовал, что лицо моё, раньше неулыбчивое, сдержанное, само растягивается в требуемой улыбке. Лагерь - хороший учитель!

Перо я смастерил сам из железного хлама, наваленного возле одного из бывших цехов овощехранилища. За огрызок химического карандаша для чернил отдал ещё одну пайку хлеба. Здесь же, в куче металлических стружек, оборудовал схрон для своей "канцелярии".