Берег возле причалов крут и исхлёстан тропинками. На одной из тропинок - трое солдат и моряк с гармошкой. Они поют, словно потеряли чувство реальности. И, кажется, они пьяны не от водки, а от кровавой заварухи. Поют "Землянку" - песню для нас новую.

Сверлящий душу вой снаряда время от времени прерывает их пение.

Я слушаю с особенным вниманием, мне кажется, что в ней поётся обо мне.

Где ты, Наденька? Как я люблю тебя! Простишь ли меня когда-нибудь за всё, за всё…? Как плохо я понимал тебя, как смеялся над твоим и над своим чувством, говорил "солдатская необходимость", "казарменный роман".

Что нас развело? Только не война. Я знаю - что: место в поле под стогом сена. Там началось наше отчуждение, приведшее к разлуке. На мягком сене, под звёздным небом ночи, погибло наше чистое чувство возвышенной любви. Чувство, которым мы внутренне гордились, хотя и посмеивались над ним, и которое постоянно сковывало и ограничивало нас, но в то же время делало нас свободными. На смену ему пришла страшная власть близости. Теперь мы физически зависели друг от друга. … И потеряли нашу любовь.

Ты шла в золотистых французских туфельках, покачиваясь на каблучках. Левая рука откинута, она как бы задержалась в напряжённом ожидании. Голова, отягощённая узлом золотистых волос, склонилась набок. В сладком тумане, на ватных ногах, я не шёл, а плыл за тобой…

К тому же нас разделяло и отталкивало друг от друга наше прошлое. Ты любила своего Потанина. Да, да, любила - не отпирайся. Его нельзя было не любить. Здесь я в этом сам убедился. Возможно, знай я его лучше тогда, я бы сумел побороть в себе своё чувство.

Да и я ещё помнил, как я любил свою Катю. Как искренне я радовался и сиял при её появлении - это непреходяще. Возможно, появись она тогда - по моему письму - в Тбилиси, и увидь ты нас вместе, ты бы поборола в себе твоё чувство. Люди, видя, щадят такое чувство, пощадила бы и ты.

Потом пришёл страх. Сначала ты испугалась: не захотела нашего ребёнка, потом - я не захотел остаться при тебе, при части.

Я говорил тебе на прощанье: "Меня не убьют, не думай". Тогда это были всего лишь слова, теперь это - уверенность. Меня могли убить здесь и не убили. Костлявая старуха ещё долго будет ждать моего "четвёртого шага".

Я верю: мы встретимся с тобой, Надя!