Из темноты подошёл к нам офицер в наброшенной шинели. Оказалось, что он - подполковник-артиллерист. Напирая на "эр", он произнёс:

- Кто тут командир-р?

- Младший политрук Басов, товарищ подполковник! Я - старший по группе.

- Фью-у! - присвистнул подполковник и приблизил лицо. - Вот так встреча! Никак, комиссар товарищ Басов! - И, переменив тон, резко проговорил: - Бежите, сволочи! Бросили фронт, технику бросили, и все - на переправу! Не-го-дя-и. А у меня пушки без тяги, горючее кончилось. Прикажете бросать пушки, товарищ бывший артиллерист?!

Не оставалось никаких сомнений, это был Александрович, мой бывший командир.

- Погодите, товарищ подполковник, я их сейчас… остановлю, - просипел я.

Бешеная решимость клокотала во мне. В голове - слова Семёна Кравченко:

"… Прав-виноват, прав-виноват - комиссар всегда ходит по лезвию бритвы. Один единственный случай - скорее теоретический - в чрезвычайных обстоятельствах, когда комиссар только прав… Когда нет иных средств для восстановления положения, комиссар должен руководствоваться революционной целесообразностью. Должен ... и обязан!

Близко от нас прошёл высокий лейтенант в обхлёстанной шинели. Похоже, тот самый, что ехал со мной 4-го апреля на фронт в одном поезде.

- Горбунов! Ляпин! Полушин! Уранов! Ордуянц! Не отставать! - покрикивал он.

Я выхватил пистолет и голосом, от которого у самого поползли по телу мурашки, заорал:

- Сто-о-о-ой! Ни шагу дальше!

И своим "мушкетёрам":

- Ложись! Пулемёты - к бою!

Лейтенант, сразу же упавший на землю, подполз ко мне:

- Кто вы?

- Заградотряд! - ответил я.

- Окапываться! - приказал лейтенант своим и взглянул на меня как-то странно.