Турецкий вал с большим рвом и пологими откосами остался от укреплений прошлого века. Прямой. В нём отдохнуть - куда ни шло, а для современной войны он не приспособлен.

Обстановка была совершенно неясная. Как-то незаметно стали таять роты справа и слева от нас. Саша Дёмин, матерясь, кинулся к самовольно отступавшим бойцам чужих полков, но новая волна бежавших через Вал смыла его. А по нам - во фланги - застрочили автоматы.

Несостоявшееся наступление и связанные с ним моральные траты подточили боевой дух. Люди были истощены напряжённостью ожидания. А ещё этот трёхдневный потоп с небес, наполнивший водой не только окопы, но и охладивший сердца воинов, заронив в них безнадёжность, несомненно нанёс нам первый удар. Не будь наша рота столь сплочённой, этого удара вполне бы хватило, чтобы сокрушить нашу стойкость. Но сказался и предыдущий боевой опыт, который ребята получили на Перекопе, и "соловецкое стояние" перед Кой-Асаном, в окопах, когда мы отбивали частые атаки немцев на наши позиции. Да и работа моего актива тоже внесла свой вклад. Хотя боевой дух был "подмочен" дождём, но рота сохранила дисциплину. А неожиданно начавшееся немецкое наступление, ураганный огонь врага, сметавший всё, вместо страха, на который рассчитывал противник, породил в людях ярость и отвагу. Они знали, что должны делать.

Но не все подразделения обладали такой стойкостью, как наше. Началось самое страшное - развал дисциплины. А без дисциплины нет армии, есть людские стада, толпы мечущихся людей, охваченных паникой и подчиняющихся только одному - инстинкту самосохранения. Страшна сила стадного чувства!

Новая волна отступавших смыла и нас. Всё смешалось. Не было больше роты. Не было её командира Саши Дёмина. Возле меня держалась кучка бойцов, человек десять с двумя пулемётами "максимом" и "дегтярёвым". Это были Лёва Горлин, профессор Рущицкий, бородатый Данилыч - второй номер на "дегтярёве" и его первый номер - Алёша Уськов; двое бойцов Ниязов и Карапетян - из тех, что когда-то "парили" Сашку Дёмина; комвзвода-3 - воентехник второго ранга Дунаев, и суетливый веснусчатый Куренной, тоже пулемётчик, член партии. Прибился к нам и Горо - старшина роты.

Мы отходили назад. Всюду валялось брошенное оружие: винтовки, противотанковые ружья и даже пулемёты. Кто их бросил и почему? Неужели у нас такие потери личного состава?

Фашистские самолёты ходили чуть ли не по нашим головам. Бомбы падали прямо на радиаторы немногих машин, выкарабкавшихся из глинистого плена.

Саша Дёмин и Вася Мордашов рассказывали, как они отступали в прошлом году. Это было ужасно. Панический гипноз завладел людьми, породив полное равнодушие ко всему. Только бы спастись, только бы спастись!

Сейчас я своими глазами видел это безумие. То, что происходило на наших глазах, не поддавалось осмыслению. Люди метались между горящих машин, пытаясь найти укрытие от самолётов.

Страшнее всего для человека потерять разум. Тогда он утрачивает свою духовную сущность, и гибель его неотвратима. Страшнее всего для армии на войне потерять управление войсками, забыть о дисциплине. Армия перестаёт быть силой, грозной своей организованностью, она гибнет.

Валит стена одичавших от страха людей, заражая всех своим безумием, и нет ей преграды.