- Рад видеть вас живым и невредимым, Сергей Иванович, - приветствовал меня комиссар Лаптев. - Рад, рад … Садитесь. Вон каким молодцом, и не подумаешь, что с передовой. Так… Симоновские ружья пришли. Я выполнил своё обещание.

- Нет-нет, товарищ старший политрук, - запротестовал я, не на шутку испугавшись намерений Лаптева забрать меня из роты, от людей, с которыми я породнился. - Из 9-й роты я никуда не пойду.

- Что, посол бога войны влюбился в царицу полей? - добродушно усмехнулся Лаптев, сдвинул золотистые кустики бровей к переносице и опустил тяжёлые веки.

Я успел заметить, что глаза у Лаптева не стального цвета, а кофейного с нездоровой поволокой.

" Болен или горе какое? - подумал я. - В себе гасит. А лицо мужественное".

- Оставьте меня при роте, - попросил я.

- Не оставим, Сергей Иванович. Завтра партбюро, оформим твой приём. Есть у нас такая должность - агитатор полка. Держим её для вас. А сейчас отдыхать, - сказал Лаптев. Настроен он был решительно.

И вот я опять на Гришином ветродуе. Та же "хата" под полынным кустом, тот же "вечный" огонёк. Так же летят по-над нами светящиеся пули-жуки. Тот же Гриша. Но впечатление у меня от всего этого не такое яркое, как было месяц назад - проще, будничнее, серее. Не чувствую никакой романтики в букетах бога войны.

- Как с тем моим делом, Гриша? - спрашиваю я.

- Нет её ни в медсанбате, ни в армии. Может в 47-й? Надо узнавать через штаб фронта, а у меня там корешей нет, - говорит Гриша.

В хате, кроме нас с Гришей, ночевал младший политрук - "стрелок". Он готовился сменить меня в 9-й роте. И я решил утром атаковать комиссара. Но примерно через час Лаптев сам меня вызвал.

- Уговорил, Басов. Ступай в роту. Партбюро перенесли на другой день. Когда будет - тебе сообщат.

Вид у Лаптева был торжественный.

А Гриша на прощанье шепнул:

- Дождались, политрук: наступаем! До встречи в Севастополе.