Вольнов вдруг вспомнил о моей временности в 9-й роте и об обещанных дух недельках на передовой и в ночь со 2-го на 3-е мая вызвал меня в батальон.

- Переобувайся, младшой, хватит, походил в своих обмотках, - ставя передо мной пару новеньких кирзовых сапог, сказал Вольнов.

- Только за этим и вызвал? - спросил я, надевая сапоги. - Стоило ли беспокоиться.

- А запашок от тебя, младшой, как из покойницкой!

- Поваляешься месяц на земле, в окопах, и от тебя будет пахнуть. Зачем звал?

- Таким тебе в полк идти нельзя, - уклонился Вольнов от прямого ответа. - Сходи в нашу баню, - высший класс! Там и попариться можно.

- В полк зачем?

- Там узнаешь. В партию, говорят, пора тебе оформляться. Рекомендации велено прихватить. Придёшь из бани, поговорим.

- А-а… Так бы и говорил.

- Ты на меня не сердишься, младшой? Нет, правда… Не сердишься?

- За что мне на тебя сердиться? Вот чудак - "сердишься". Не сержусь - благодарю!

Баня в батальоне действительно оказалась роскошной по фронтовым понятиям. В трёх бочках из-под солярки грелась вода, полы были выстланы досками, имелся полок и даже веники. Батальонный парикмахер постриг меня и побрил с одеколончиком. Одетый во все новенькое, чистое, полевое комсоставовское, я не сразу узнал себя в зеркале. На меня смотрел франт: высокий, стройный, с портупеей через плечо, суконная пилотка лихо сдвинута набок, суконные звёзды на рукавах. Взгляд холодных, чуть прищуренных глаз непроглядно тёмен; на переносице, рядом с первой зарубкой намечалась вторая.

Поговорить с Вольновым нам не пришлось. Из полка торопили. С полевой сумкой через плечо двинулся я по траншее. Она, траншея, была похожа на нашу, ту, что на передке. Слышалась стрельба, изредка рвались снаряды. Но до чего же здесь всё казалось тихим и мирным!

- Эй, ребята! - окликнул я лейтенанта и связиста, шагавших впереди меня. - Да тут у вас по-божески - жить можно! Хоть сто лет воюй - не ранит, не убьёт!

- Ну да, не ранит! - отозвался боец. - Вчера вон прямым попаданием одного - на куски.

Траншеи и ходы штаба полка затянуты маскировочной сеткой.

"Чего они боятся? - недоумевал я. - Так далеко от передовой и … и прячутся…"