В нише-домике стоит пожилой солдат и на разостланном платке чистит затвор винтовки. У него умные прищуренные глаза, седая щетина на лице; широкий нос перемазан маслом, тонкие подвижные пальцы работают на ощупь. С ним я не знаком. Прошу представиться. Рущицкий Михаил Дмитриевич, бывший профессор Саратовского университета, участник трёх войн: Японской, Германской и Гражданской, а теперь воюет на своей четвёртой войне - Отечественной.

- Почему в окопах, а не на кафедре, Михаил Дмитриевич? - спрашиваю я с невольным восхищением. - Долг учёного иной, чем долг солдата. Стрелять из винтовки могут тысячи, и сделают это не хуже, а, может быть, и лучше вас, - повторяю я то, что некогда говорил мне Купцов, и чувствую, что знаю, каким будет ответ.

- Если бы стреляли лучше, немцы бы не стояли под Москвой и Ленинградом, - сдержанно произнёс Рущицкий.

- Внезапность - фактор временный, профессор. В такой войне, какую нам навязали фашисты, решающими будут постоянно действующие факторы: сплочённость фронта и тыла, любовь к родине, готовность идти на жертвы. Настанет время, и Красная Армия погонит захватчиков со своей земли, - говорил я много раз слышанное, читанное, говореное и чувствовал, что эти слова отдают фальшью, во всяком случае, именно так их мог воспринять Рущицкий.

"В риторике решил попрактиковаться, младший политрук, - мысленно критиковал я себя. - Смотрите, какой я грамотный: передовицы читаю. Забываешь, с кем ты говоришь. Не собираешься же ты, в самом деле, отправить его с передовой в тыл? У него свой взгляд на это: немцы под Москвой - профессора не имеют права оставаться в тылу, как и каждый совестливый человек, понимающий степень опасности положения".

- У каждого свои понятия о долге и чести, политрук, - сказал Рущицкий, словно угадав, о чём я думаю.

- Что вы преподавали, профессор?

- Историю.

- Состояли в партии?

- Нет, я беспартийный.

- Как это понимать: преподавать историю - и быть беспартийным? - спросил я, думая: ну вот, теперь-то он выложит мне всё о себе. Про своё дворянское происхождение, мешавшее переходу из лагеря буржуазии в лагерь пролетариата. А может, начнётся длинный и путаный рассказ-оправдание: почему умный человек прошёл мимо партии.

- Понимайте, как есть, - сухо ответил Рущицкий.

- Простите, профессор, мне не следовало спрашивать, - повинился я. - Быть коммунистом и состоять в партии - это не всегда одно и то же.

Ушёл я от Рущицкого, заручившись его обещанием прочитать цикл коротеньких лекций-бесед по истории.

Так мало-помалу разворачивалась в роте политработа.