Солдаты в окопах…

Домик солдата - стрелковая ячейка - как правило, строится на одного, реже - на двоих. Три стены с земляным порожком-входнем - по росту хозяина; земляной гребешок на уровне глаз с ложем для жёнушки-винтовки. Сам солдат не ложится, он всегда на ногах. Потому строится хата ввысь. Крыша - небо, вход - без стука, свободный. Тесновато, конечно, - только-только одному повернуться стоя. Красноглинистые прочные стены домика залоснились: вышарканы солдатскими боками. В стенках выемки для гранат, запалов, винтовочных пятипатронных обойм и котелка - каждое лежит отдельно, в своей "норке". У стены - всегда под рукой - лопата, друг солдата; в ногах - распочатая цинковка с патронами. Стоит солдат, зорко смотрит, метко стреляет.

А когда нет боя, и подружка солдатская пятизарядная, образца 1903/1933 калибра 8,91, обихожена, смазана, и затвор прикрыт чистенькой тряпочкой, чтобы ни пылинки, ни росинки не село, снимет солдат с головы поднадоевшую за день каску, положит её на приступочек, сядет на корточки, спиной упираясь в одну стенку, коленями - в другую, и заслюнявит цигарку-носогрейку. Потрескивает крупичатая махорочка, расплывается по телу солдата приятное опьянение, расширяются глаза, присвеченные точечным огоньком цигарки.

И - нет солдата в окопах, он - дома. Нет и не бывало войны. Пашет солдат, дом строит, за станком стоит - да мало ли чем занят: дел накопилось много. Глядят на солдата нежные глаза подруги, о подбородок трётся шелковистыми детскими волосами сынишка. По небритой щеке солдата - невидимая в темноте мокрая борозда.

Всех дум у солдата - на одну цигарку. Погаснет она, солдат распрямится, надвинет каску, и - снова он на войне. Правая рука сжимает шейку приклада, левая - под стволом; указательный палец - на спусковом крючке; строгий глаз солдата ловит на кольцевую мушку серого "муравья". Выстрел отдаст в щёку - замер враг навеки.

Я со многими солдатами успел познакомиться, а вот запомнить их имена сразу, как это мог Купцов, способностей не хватает. Мне, чтобы запомнить, нужно два, а то и три раза переспросить. И ничего не поделаешь, приходится спрашивать. Зато уж после третьего раза имя врежется в память надолго.

Каждый день делаю какие-то открытия в людях. Раньше бы радовался, а сейчас вот не могу, и огорчаться не могу. Заморожено моё сердце с пятого апреля. Каждый день здесь кого-нибудь ранит или убьёт. А я, видя гибель товарища, заплакать не могу.