На следующий год я сменил квартиру, перешел от доброго плешивого Лёни и нэпманши Евлампеи через дорогу, в дом Александры Ивановны Белоусовой, рядом с каменным зданием бывшей управы, а ныне - Советом. Миша Уткин меня туда зазвал. Он переманил и Лёшку Бадурина, здоровенного угрястого парня, почти мужика.

Александра Ивановна покончила с моей вольностью.

- У меня ведь строго, - проговаривала хозяйка условия моего проживания. - Чтоб ни скандалов, ни, тем более, драк. Пришёл из школы, сумку на гвоздик повесил - и за обед. Отобедал - за уроки. Выучил уроки, сказал мне - разрешу на улице погулять. Обманывать меня - ни-ни. Дознаюсь, хуже будет. Вечером, чтоб в девять часов быть дома. Продукты, которые принесёшь, отдаёшь мне на сохранение: я и сварю, и испеку - накормлю. И ещё: упаси тебя Бог свистеть в доме. Песни можно, песнь она веселит душу. Свист - чтоб духу не было, примета: кто свистит в доме - всю жизнь и счастье своё просвистит. И последнее: по дому моему не шляться. Ваше место - кухня, в ней едите, учите уроки, в ней и спите вон на полатях.

Александра Ивановна Белоусова - не просто хозяйка дома и нашей квартиры - наставница, строгая руководительница, почти мать. За доброжелательностью проглядывает этакая привязанность к мальчишкам.

Александра Ивановна ужасно хороша собой, подчиняться ей - как награда. Статная, высокая, одетая по дореволюционным временам - в бархатный казакин, гетры, шляпку с пером; на всём особой тонкости вкус - и кружева, кружева, кружева. В молодости мечтала о Петербурге, Мариинском театре, театральных подмостках, артистической судьбе. Встал на дорожке русобородый, каштановые в кольцах волосы по плечи, в глазах манящая синь, глубина удивительная. Не обойти, не повернуть обратно: "Позволите, сударыня, я с вас портрет срисую…!"

Ходила лужская дурёха позировать к приезжему художнику в мастерскую пять раз, пять сеансов. Свистел художник по-особенному, соловьиные рулады по мастерской - как по роще. Пел, шутил, декламировал:

Умчал художник дочь корабельного плотника. И куда бы вы думали? Мимо заснеженного Невского проспекта. На чугунке за Москву, за Нижний Новгород - в Староруссию, в Палех, в страну людей неземной жизни - мечтателей-художников. И всё-то у них фантастически прекрасно. Плакала дочь плотника из псковских скобарей, под соловьиные рулады тонула в синем омуте глаз.

Декламировал чародей похититель:

Под этот шёпот, Санька-Александра утонула в синем омуте на целых 16 лет. Проснулась под артиллерийскую канонаду и казённое извещение: "...Ваш муж, верный присяге Царю и Отечеству… погиб смертью героя..."

С тех пор непрестанная, вот уж 11 лет, в ушах артиллерийская идёт канонада...

Небольшие картины, оставшиеся после мужа, Александра Ивановна распродала. Но большие картины маслом, висевшие на стене в горнице, нам всё же посмотреть удалось. Одна называлась "Стенька Разин и персидская княжна", вторая - "На сопках Маньчжурии". Мы смотрели, не могли оторвать глаз - великолепные картины.

- Серёга Басов! - кричит, делая осмотр наших мешков с провизией, хозяйка наша, Александра Ивановна Белоусова. - У тебя картошка кончается. И пшено. А хлеба-то осталось полкаравая! Чего это тебе не везут из дома?

- Мишка Уткин, у тебя сало стало приванивать - переплавить что ли?

- Можно и выбросить, Александра Ивановна! - отзывается из-за стола Мишка, мой одноклассник и товарищ.

- Ишь ты, какой богач, выбросить! - не одобряет Александра Ивановна. - Я вон переплавлю, да в картошку вам буду класть. Всё получше, повкуснее, чем в мундире-то.

Одному Лёшке Бадурину у хозяйки не находится замечаний, что сказать. Богатею Бадурину и несут и везут, всего вдоволь. Конечно, от постояльца Лёшки Бадурина не то, что от других - перепадает и ей, Александре Ивановне, кое-что. Чужое добро к рукам липнет.

Не жилось человеку у той же булочницы Евлампеи Ивановны. Богатые завсегда селятся у богатых. Почему ушел, а, может, выгнала Евлампеюшка - не дознаться. Не нравится Лёшка Александре Ивановне. Не мальчик, а полный парень этот Бадурин. Ему уж не до учёбы - жениться пора - семнадцать лет. И такой вымахал дурило, в башке одни скоромные мысли. А у Александры Ивановны засиделась в девках дочь Густя. Парнишкам, правда, строго-настрого заказано не ходить в передние комнаты к Густе. Но как укроешь девку, да и кухня одна, и по нужде на двор идти не минуешь ту же кухню, где содержится эта весёлая кампания парнишек. Те-то, кроме Мишки Уткина, еще на ухлестывание за девками не мастаки. Мишка, этот, по крайней мере, честен. А Лёшка... Сколько раз она, Александра Ивановна наблюдала, какими глазами провожает этот белобрысый - рожа в угрях - Лёшка её Густю, и как Густя нарочито виляет бёдрами, сама маслится. Сколько раз собиралась поговорить с Лёшкой, а то и прогнать с квартиры - одно беспокойство исходит от такого жильца. Прогнать - Густе не понравится, оставить - как бы дело не дошло до греха. Может... женить его? Была и такая мысль. А, что? Подпустить бычка к тёлочке. А там и приплода жди. Не согласятся отец с матерью - ребёночком прижать. Делают же другие прочие матери при таких девках. На десять годов старше Густя. Ждёт жениха, стонет по ночам. Вон ударилась чистоту наводить. Зубы одни и те по несколько раз за день чистит. Ой, не к добру такая страсть. Ровно мать не понимает, для чего такое зубочистенье. Зубные порошки и умывальник - на кухне, у парней - вот что надо-то. Показаться им, подразнить здоровенного, как бык, Бадурина.

- Ребята! Вместо Евлампича к нам придёт H2SO4! - кричит маленькая звонкоголосая Райка Ромашова.

- По-че-му? - отзывается дружно в один голос наш 6-а.

- Кислота идёт! Кислота! - вбежал Колька Кухаркин, рыженький, веснущатый, симпатичный, по прозвищу "Обезьянка".

- По местам! - командует дежурный по классу, великан Лёшка Бадурин.

Дверь распахивается и раздёрганной походкой, с портфелем подмышкой входит лохматая Серафима Константиновна, химичка.

- Почему доска не стёрта? Кто дежурный сегодня? - напускает она строгости на учеников. Но кто же не знает её добродушного характера?

- Я дежурю, Серафима К-кон-стантиновна! - нарочно заикается угрястый, толстолицый силач Бадурин. - Нет воды! Стереть?

- Чем же ты сотрёшь, Бадурин? - морщит лицо в улыбке химичка, оглядывая богатырского парня Бадурина, оставленного в 6-ом классе на третий год. - Садись, знай, сегодня мы обойдемся без классной доски.

Лешка Бадурин идёт на пятый ряд, к себе - на "Камчатку".

Проходим "валентность" элементов и таблицу Менделеева. Я сижу на предпоследней парте и низко клоню голову, чтоб меня не спросили. Ничего не поделаешь: полная пустота в голове. Как слагаются формулы - убей, не пойму! И не оттого, что не люблю химичку - наоборот, от излишней приязни. Мне рассказывали, как она подала голос на Школьном совете за мое оставление и против исключения.

Не только один я боюсь вызова "к доске" для ответа - боятся многие. Мишка Уткин, красавец горбоносый с кудрявой как у барашка тёмной шевелюрой волос, боится не меньше меня.

Чтобы отвлечь химичку от лишних вопросов, ребята по очереди задают Серафиме Константиновне свои вопросы.

- Что было бы с нами, если бы не было в воздухе атмосферы Н2О? - спрашивает Уткин.

- Я вас поняла, Уткин. Вообще, всё земное: человек, животные, растения - состоит по преимуществу из воды, - начинает с пространных объяснений Серафима Константиновна.

Закончит с одним вопросом, - ребята подбрасывают другой. Звонок прерывает наши занятия.

Большая перемена в ШКМ - это зрелище! Из трех пятых А, Б и В, из двух шестых А и Б, из седьмого выпускного - одновременно, как горох, высыпаются в коридор полтораста атомов человеческого рода - шум, гам, беготня, подножки и всё такое.

Я становлюсь в сторонку к окну и наблюдаю. Колька Кухаркин взобрался на спину Бадурину, обхватил ногами и руками. Бадурин пробует сбросить наглеца, не удается. Тогда они начинают бегать и всех толкать. Я ни в каких играх не участвую. Прославился в прошлом году. На девчонок я вообще не обращаю внимания, у меня новое увлечение: Люда Фатеева, сестра моего противника Женьки Фатеева, чем-то напоминающая Шурину матаню Симу: тот же профиль античной гречанки. А на остальных я - ноль внимания. Только иногда - шумно-весёлая, сродни Кухаркину, кудрявая, беловолосая, как Лель, Райка Ромашова, пристаёт ко мне.

- Сережа, ты не монахи записался?

- Угадала…

- Нет, правда - чего ты такой?

- Какой?

- Как NaCl!

- Сама СO2!

ЧАСТЬ 6.   ПАЛЕХСКАЯ ЮНОСТЬ.   1926-1927 ГОДЫ  

Стр.93 из:   85  86  87  88  89  90  91  92  93   Читать дальше 

НАЗАД к ОГЛАВЛЕНИЮ