1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Я уже говорила о том, что у нас был проигрыватель, который воспроизводил пластинки, записанные на скорости 78 оборотов в минуту, 45 оборотов в минуту и 33 оборота в минуту. Самые старые советские пластинки - диски с диаметром 25 см были на 78 оборотов в минуту. На каждой стороне такой пластинки записывалась одна мелодия или песня. Самой популярной звукозаписью было танго "Брызги шампанского".
Позже появились пластинки на 45 оборотов, На них записывалось много мелодий, поэтому они назывались "долгоиграющие" пластинки. Эти долгоиграющие пластинки с латиноамериканскими песнями мы выписывали по почте. Сердца они совершенно не трогали, но зато под них можно было танцевать на вечерах, что мы и делали позднее в 8-м и 9-м классах. По названиям помню только "Мама ё керу" и "Кукарача". По мне так испаноязычные песни, переведённые на русский, превосходно пела Клавдия Шульженко, о чём я уже писала. Мы и под эти песни танцевали, переминаясь с ноги на ногу. Такие танцы не требовали особенного умения, поэтому танцевали все.
На маленьких пластинках диаметром 17,5 см на 33 оборота в минуту так же, как и на больших дисках, записывалась одна мелодия. Сразу вспомнился мой любимый "Маленький цветок", который был записан именно на маленькой пластиночке. Услышав "Маленький цветок" впервые, я влюбилась в саксофон. Джаз ранее мне не приходилось слышать, поэтому я понятия не имела, что может творить саксофон. Нельзя сказать про саксофон, что он поёт, нет, он вынимает из тебя душу со всеми потрохами. От него внутри тебя творится что-то неописуемое: сердце то сжимается, то распахивается навстречу нисходящему с неба потоку звуков, то замирает вместе с угасающей мелодией. Голову заволакивает туман, хочется обнять любимого, подругу, да хоть стул и… плакать. Примерно такое же действие "Маленький цветок" производит на меня и сейчас. Ещё вспоминаю совершенно потрясающую испаноязычную песню "Бесаме мучо", написанную 15-летней мексиканской девочкой. И стихи, и мелодию - всё она сочинила сама. Эту песню и сейчас нередко можно услышать по радио, потому что это "шлягер на века". Под него хорошо сидеть с бокалом вина на открытой веранде где-нибудь у синего-синего моря и мечтать о любви.
Летом после окончания седьмого класса до нашего городка дошла и совсем другая музыка, записанная на рентгеновской плёнке, так называемая музыка "на костях".
Запись музыки на рентгеновской плёнке
Плёнки приносил Юрка Василенко. Откуда он их доставал, мы не спрашивали. Впервые мы услышали тогда композицию "Чаттануга чу-чу". Тут же на эту мелодию в нашей стране сочинены были слова "Постой, чувак! Зачем ты пьёшь из унитаза?", о чем я уже писала. Кроме "Чаттануга чу-чу" мы слушали ещё и бешеные буги-вуги и рок-н-ролл. Под них, правда, никто и не пытался танцевать, настолько они были стремительными. Позже я видела ролики, ЧТО американцы выделывали под эти звуки, особенно острое впечатление осталось от того, как парень бросал девушку через голову и протаскивал между своих ног. Супер! Если бы я жила тогда в столице, непременно присоединилась бы к тем, кто умел это делать. Я бы тоже научилась и была бы не из худших исполнительниц, уверяю вас.
От этого благословенного времени стиляг и низкопоклонства перед Западом в виде, выраженного узкими брюками и набриолиненным коком надо лбом, осталась лихая песенка, сочинённая студентами: