1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Каждый год в День Победы, который тогда ещё не назывался Днём Победы, а просто был днём окончания войны, папу приглашала в школу, чтобы он рассказал детям о войне.
. В нашем городке мало было мужчин, которые воевали, потому что на всех металлургов была так называемая "бронь", защищавшая от призыва в армию. Те же немногие, которых призвали и которым посчастливилось вернуться домой, рассказывать о войне не могли: то ли они не умели, то ли не хотели.
И вот так получилось, что Басов Сергей Иванович был единственным, кто умел и кто хотел рассказать. Он не мог удерживать пережитое в себе, он хотел им поделиться, он страстно желал ВСЕМ рассказать, как ТАМ было на самом деле.
Папа надевал свою гимнастёрку, галифе, пилотку, прикреплял все свои медали "За отвагу!", одной рукой заправлял гимнастёрку за ремень, как-то внутренне подбирался и становился совсем не похожим на себя, мирного.
В большой рекреации на первом этаже, где у задней стенки была невысокая сцена, расставляли стулья и скамейки, между 1-й и 2-й сменами собирали детей, так что зал был полон. Папа взбирался на сцену, и спектакль одного актёра начинался. Он имитировал движение взвода разведчиков, ползущих к немецким позициям, чтобы взять "языка". Он умел передать томительное ожидание, когда разведчики лежали в воронке, пока немцы не переставали освещать передний край ракетами. Слушатели затаивали дыхание, когда из немецкой штабной палатки выходил какой-то пьяный "фриц" помочиться и вдруг замечал наших разведчиков. А вдруг закричит?! Нет, не успел, наши его быстро успокоили.
Переправа в Еникале
Рассказ про переправу с маяка Еникале в Крыму на материк я помню до сих пор. Плотик, сколоченный из каких-то досок и борта грузовика, а на нём четверо. Немецкая артиллерия бьёт, самолёты кружат над морем. И всё это папа очень даже наглядно изображал. Он изображал, как ложились вблизи снаряды, поднимая столбы воды, как с самолётов били пулемёты, как свистели пули. Папа с товарищами доплыли на каком-то судёнышке, а многие не добрались. И они слышали, как кричали те, кого течением уносило в море, без еды, без питья, на верную смерть.
Самым коронным был папин рассказ о том, как их, разведчиков, послали брать ДОТ на возвышенности перед какой-то деревней. Как они сдали документы, награды, так было положено, и поползли. Каждую минуточку ждали, что сейчас по ним откроют огонь, но ДОТ молчал. Вползли они на холм, перед самым ДОТом встали во весь рост: "Вперё-ё-ёд!" И оказалось, что в ДОТе никого нет. И в деревне никого нет. Немцы ушли.
