1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Летом заболел папа. Видимо, он сильно переживал потерю работы, и, несмотря на то, что писательская страсть взяла верх, в глубине души он знал, что как мужчина он должен обеспечивать семью, а, уйдя на нищенскую пенсию, было трудно сделать это. Пенсия эта инвалида 2-й группы (отсутствие правой руки) составляла 43 рубля. Мама (чертёжница без образования) зарабатывала примерно 70 рублей. Жить было бы совсем тяжко, если бы не наследство бабушки Елены Михайловны. Я не знаю, сколько выручила бабушка от продажи дома, но она все эти деньги отдала нам. Надо сказать, что папа с мамой разумно растянули эту сумму на три года, благодаря этому папа и смог заниматься "литературным трудом", как он это дело называл.
Он завёл особенный режим дня, которому и следовал неукоснительно. И когда он повторно вышел на пенсию в 55 лет, этот распорядок сохранялся. Папа вставал в 5 утра, пил чай и садился за рукопись. В Кировграде у него ещё не было пишущей машинки, и свой роман он писал и переписывал авторучкой. Часов в 9 он завтракал. Завтрак был очень скромный: каша или яйцо всмятку, если таковое имелось, бутерброд со сливочным маслом, намазанным тончайшим слоем, и чай. После завтрака он шёл на прогулку. Зимой надевал широченные охотничьи лыжи и шёл на них за кладбище, за Острую горку. А летом ходил в лес, разведывал ягодные и грибные места. Ягоды он собирать не мог, терпения не хватало, а вот грибы искал превосходно. Мама обычно засаливала несколько трёхлитровых банок отменных рыжиков. В походы папа брал с собой пару яиц, хлеб, соль и бутылку воды.
Приходил он из леса часа в три пополудни. Дома его ждал обед и газеты. Мама собирала на стол во время своего обеденного перерыва, накрывала стол чистым полотенцем, суп ставила на электроплитку, папе оставалось только разогреть его.
Газет папа выписывал много периодики: "Правду", "Известия", "Кировградский рабочий", "Литературную газету", "Роман-газету", ещё какую-то областную газету, не помню названия. Надо сказать, что в то время газеты доставлялись два раза в сутки: утром до 10 часов и во второй половине дня, часа в 4.
После обеда папа располагался с газетами на диване и, прочитав их, засыпал на час-полтора.
Возле печки
Просыпался, и зимой мы с ним шли за дровами и торфом: пора было топить в доме печи. Их, как я уже говорила, было две: одна - большая русская печь на кухне - обогревала кухню и детскую, вторая - голландка - топилась из маленького коридорчика и согревала гостиную и родительскую спальню. Мы набирали торфа в таз, брались за ручки, папа левой рукой, я - правой, и тащили торф в дом. Для разжигания нужно было принести ещё охапку берёзовых поленьев, с которых сдиралась береста. Она тоже была необходимым компонентом процесса. На решётку дна печи над поддувалом выкладывались сначала скомканные газеты, потом береста, потом лучина, на лучину - берёзовые дрова, и на самом верху лежали кирпичики торфа.
