1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Приезжали к подножию горы Ежовой и строем с песнями шли в лагерь.
Ещё в городе перед отъездом нас распределяли по отрядам: мальчиков - в нечётные отряды, девочек - в чётные. Самые старшие - в 1-й и 2-й отряды, самые младшие - в 5-й и 6-й. Мы после 3-го класса попали в 4-й отряд.
Жили мы в деревянных корпусах, на входе была кладовая, где хранились чемоданы, а дальше палата. Вход в корпус был с двух сторон: с одной - мальчики, с другой - девочки. Сообщения между девчачьей и мальчишеской половинами не было, глухая перегородка разделяла их. Уборная типа "сортир" находилась в кустиках и была побелена. Мы так её и звали "белый домик". Отпрашивались у воспитательницы или вожатой: "Можно сходить в белый домик?" Слова "туалет" мы не употребляли, а слово "уборная" казалось нам грубым. Душа на территории лагеря не было, а в баню нас водили два раза за смену. Естественно, что из-за этого, как правило, приезжали домой со вшами. Мальчишкам-то было хорошо, у них вся прическа - реденькая чёлка на лбу, а у нас, девочек, косы. По приезде домой ещё с неделю выводили вшей: голова посыпалась дустом и заматывалась платком. Естественно, после такой санобработки все вши пропадали.
Утром горнисты играли побудку. Мы хватали мыло, полотенце, коробку с зубным порошком (пасты тогда ещё не было) и мчались вниз, к речке Тагилке. Холоднок забирался под платье, иногда над речкой висел туман.
Речка Тагилка - неглубокая горная речка с очень чистой холодной водой, на берегу и в русле много валунов. Для умывания мы становились на один камень. Рядом, на другом камне раскладывали мыло в мыльнице, коробку с порошком. Запах мятного порошка ручейком вливался в струю сильного земляничного запаха мыла. Руки замерзали, нос тоже.
