1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Через год или чуть больше папа поставил памятник Саше, в цеху сварили оградку. Папа, зная, как расползается могила, нашёл на луговине место, откуда можно было взять дёрн, и они с мамой обложили холмик дёрном. Помню, что папа достал где-то "серебрянки" (это такая очень стойкая краска из алюминиевой пудры, которая даёт эффект посеребрения металлических предметов) и покрасил памятник и оградку. Сашина могилка приобрела приличный вид. Мама, когда собиралась на кладбище, всегда брала меня и Наташу с собой. Обычно мы ходили на Сашину могилку весной и осенью.
Кладбище было маленькое, почти сразу за Сашиной могилкой оно и кончалось. А дальше росли молодые берёзки и осинки. Хорошо помню, как мама посылала нас наломать берёзовых веток на веники. Я ломала и зарывалась носом в веник. Тонкий, нежный запах молодой берёзовой листвы был необыкновенно приятен.
Пока мама прибиралась в ограде, я бродила по кладбищу, смотрела на надписи, отмечая тех, кто умер молодым. Фотографий тогда не было, на мужских могилах стояли стальные обелиски со звездой, на детских и женских могилах - без звезд.
Редко встречались деревянные кресты с крышей-домиком. Однажды я забрела на очень-очень старую часть кладбища. И там было три или четыре памятника из красноватого мрамора или гранита. Эпитафий я не помню, но помню кресты, выбитые выше надписей. Именно поэтому я решила, что похоронены тут священники. Кресты же… Кому, как не священникам под ними лежать? Спросить папу или маму об этих памятниках я не решилась, так они для меня и остались загадкой.