1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Во времена моего детства зимы были очень холодные. Временами температура опускалась ниже -30 градусов. И тогда наступали одно-двухдневные выходные для школьников. Примерно в 7.30, за полчаса до начала учёбы, трижды звучал заводской гудок. Это означало, что уроки отменяются. Уже собравшись, в форменном и заплетённом состоянии, услыхав эти гудки, я весело забрасывала портфель на свой письменный стол, снимала форму, и залезала на полати, укладывалась так, чтобы была видна кухня и всё, что там происходило, укрывалась какими-то фуфайками или старыми пальто и предавалась законному ничегонеделанию. Так было в 1-м и во 2-м классах, но в 3-м классе, это уже не было так интересно, поэтому я, как правило, отправлялась в школу. Это не запрещалось. Обычно приходило с десяток таких же энтузиастов образования, как и я. Школьные учителя были на месте, уроки проводились. Так интересно было сидеть в полупустом классе, никакого шума, никаких "шкод", потому что собирались серьёзные люди. Шла серьёзная работа: и мы, и учителя были довольны. Проводилось 3-4 урока, и нас отправляли по домам.
Иногда мама не отпускала меня в школу, потому что было совсем уж холодно, ниже -34-х. Тогда я, поскучав после завтрака пару часов возле окна, продышивая и прогревая рукой иней и наледи на стёклах, видя снаружи яркий солнечный день, начинала канючить, выпрашиваясь у мамы на улицу. Мама, наконец, сдавалась, и, утеплив меня свыше всякой меры, замотав в шаль поверх шапки и пальто, отпускала на полчасика подышать свежим воздухом.
Зима. Мороз
Воздухом дышать было совершенно невозможно, он царапал горло. Стоило высунуть нос из-под шали, как он тут же заледеневал. Ресницы и брови покрывались инеем, так что и глядеть было неудобно. Спасение было в движении. Полазаешь по сугробам, прокатишься пару-тройку раз с ледяной горки, сделаешь "бабочку" в снегу - и согреваешься. И когда мама скричит тебя домой, приходишь вполне себе живая. Только на щеках, среди красного румянца, иногда белеют замороженные пятна. Мама растирает их шерстяным платком, потом мажет маслом, и, как правило, это маленькое обморожение проходит бесследно. Иногда, правда, до лета на щеках сохраняются коричневатые пятна - следы прогулки в морозный день. После этого пару зим щёки болят и при маленьком морозе.
На третий год нашего проживания в Кировграде мама с папой решили завести кур. Ну, понятно, свои яйца, а зимой - и своё мясо, поскольку, как следовало из папиных записок, ничего такого в магазинах купить было нельзя. Поселили кур в сарае, в ящике. Папа, как мог, утеплил его. Но иногда их выпускали, и они бродили по дровянику, грустно попискивая. Однако большие морозы пережить им было почти невозможно. Нежные индийские птицы отмораживали лапки и потом скакали на одной ножке, опираясь на культю - жалкое зрелище! Естественно, что за одну зиму мы их всех извели, отправив в суп, а яйца потом покупали на базаре.